Раб Сармы
Шрифт:
И было ясно, что фадрант повинуется приказу с неохотой. Если с чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не слишком огорчен. Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже заготовил какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины.
По ночам невольников тоже держали в цепях, и люди, падая на землю, засыпали прямо в грязи и нечистотах, слишком усталые, чтобы обращать на это внимание. Пелопс отключался сразу, нередко забывая об ужине; Блейд расталкивал его и заставлял есть. Сам он проводил вечерние часы в размышлениях. Караван двигался через
Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой тропинке на высокое каменистое плоскогорье и остановилась на отдых на краю отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом закатного солнца, поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море, и Блейд уже ощущал слабый йодистый запах соленой воды. Над удлиненным прямоугольником гавани, перекрытой огромной бронзовой цепью, вздымался лес корабельных мачт. Этот вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз говорил ему, что Сарма — морская держава.
Застонав, маленький учитель в изнеможении опустился на землю. Остальные рабы чувствовали себя не лучше; каждый падал там, где стоял. Лишь Блейд остался на ногах, скрестив на груди мускулистые руки; он пристально разглядывал зеленую равнину, что начиналась у подножия утесов. Перед ним простирался полуостров, длинным треугольником выступавший в море. Город был построен на северной его стороне и защищен рвами и каменными стенами; в центре его, на холме, к которому сходились все улицы, стоял дворец правительницы — длинное невысокое сооружение из мрамора, с единственной башней, увенчанной флагштоком.
Прищурившись, Блейд стал рассматривать гирлянду цветных вымпелов, свисавших с этой мачты. За время путешествия он заставил Пелопса описать назначение каждого флага, памятуя, что каждый образованный человек в Сарме понимал их сигналы. Флажков применялось около полусотни, и выучить этот нехитрый алфавит было нетрудно. Сейчас на поперечине флагштока висело шесть вымпелов: ярко-красный, означавший приветствие; затем — флаг с цветами верховного фадранта; синий с желтым крестом — символ срочного приказа; розовый с багряным кругом — знак воина; белый с черной полосой — это соответствовало понятиям «чужой», «не принадлежащий Сарме»; последним следовал вымпел правительницы. Обозрев эту гирлянду, Блейд легко прочитал: «Приветствую Экебуса. Доставь чужака немедленно. Пфира».
Пелопс, отдуваясь, тоже бросил взгляд на флажки, потом в ужасе перевел глаза на Блейда.
— Они разлучат нас, сьон… Я это чувствую!
Разведчик угрюмо кивнул.
— Думаю, ненадолго. Я увижу Зену и тогда…
— Если увидишь, сьон, — с тяжелым вздохом прервал хозяина Пелопс. — Ты все еще не понял, что жизнь простолюдина в Сарме ценится в медный грош. Владычица наша Пфира сильна и жестока — по-своему, не так, как Экебус. Она бережет свою власть… Ходят слухи, что иногда пропадают дочери тайрины — из тех, что поумнее… Она прожила сто
Блейд шлепнул своего компаньона по затылку.
— Не паникуй, малыш! Похоже, трудная дорога ослабила разум великого оратора. Мы ведь решили, что эти истории — просто сказки для малых детей. Никто не может прожить сто лет, сохранив молодость. Так что…
В этот миг с равнины донесся оглушительный грохот. Взмыли густые клубы бледно-желтого дыма; они поднимались вверх, ветер подхватывал их и нес к мглистому небу. Блейд понюхал воздух, сморщился: запахи серы и горелой плоти перебивали чистый морской аромат.
— Откуда эта вонь, Пелопс?
Сармиец вытянул дрожащую руку к гигантской статуе Бек-Тора, что возвышалась на равнине за городской стеной. Блейд не слишком внимательно разглядывал ее; город и гавань интересовали разведчика гораздо больше. Теперь он внимательно присмотрелся к каменному идолу, и то, что он увидел, ему не понравилось.
На плоской физиономии божества от уха до уха зияла огромная пасть — словно бог хищно ухмылялся, глядя на покорный город. Пока Блейд рассматривал статую, грохот раздался вновь, и чудовищный рот изверг огромный язык пламени и дыма. Снова долетел уже знакомый запах, и снова Блейд сморщился и бросил вопросительный взгляд на маленького учителя.
Пелопс начертал перед грудью священный знак.
— Это великое изваяние Бек-Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его чрево от сгоревшей плоти и костей — вот откуда этот мерзкий запах. Когда прибудет Черный Оттос, на равнине под городом устроят большой праздник с жертвоприношениями. Бек-Тору отдадут рабов и преступников, а также младенцев, девочек… — Пелопс снова начал дрожать, из глаз у него хлынули слезы. — Я думаю, милостивый сьон, хорошо бы тебе поскорее встретиться со своей тайриотой… Так будет лучше для нас обоих.
Блейд был совершенно согласен с ним; ему очень не нравился этот устрашающий аромат крематория. Из пасти божества опять вырвался язык пламени и дыма, словно в его утробе качали огромные меха,
На белом жеребце к ним подскакал Экебус; за ним шагали десять солдат с копьями наперевес. Они окружили Блейда, затем с ног разведчика сбили кандалы.
— Мы отправляемся во дворец, — предупредил фадрант. — Зена, я думаю, истосковалась… Да и ты, наверно, горишь от нетерпения?
В тоне верховного фадранта чувствовалась издевка, темные прищуренные глаза горели злобой. Блейдом вновь овладели тревожные предчувствия.
— Я готов. — Поднявшись на ноги, он показал на Пелопса. — Снимите с него цепь. Он мой слуга и нужен мне. Мы оба — под защитой тайрины.
Внезапно Экебус разразился хохотом. Затем свесился с седла, разглядывая Пелопса, и опять расхохотался, тыкая пальцем в маленького человечка.
— Этот? Эта мразь — под защитой тайрины? Трусливый болтун, наказанный за богохульство? Я кое-что знаю о нем — его предала собственная жена! Видно, немного радости приносил он ей в постели, клянусь милосердным Беком!