Рабин Гут
Шрифт:
Об этом он и доложил любознательному Бедиверу. Тот, недолго думая, решил приплюсовать три столь боеспособные единицы к своей личной гвардии. Для этого и выслал за «сарацинами» почетный эскорт в лице рыцаря Грифлета. Что и подтвердил вышеупомянутый тип, поднявшись со своего места. Решив не тянуть волынку, сэр Бедивер тут же предложил бойцам доблестной милиции присоединиться к своему войску.
– И что мы с этого будем иметь? – тут же полюбопытствовал мой Рабинович.
– Три золотых в месяц, казенные харчи, крышу над головой и честь выходить на битву под моими знаменами, Рианнон вас разбери! – рявкнул на
Судя по тому, как загалдели присутствующие в зале, это было хорошее предложение. Впрочем, Рабинович над ним долго не раздумывал. Сеня успел заметить, что Попов торопливо пытается проглотить недожеванный кусок мяса, явно собираясь что-то возразить. Поэтому и ответил, не торгуясь. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу такое!..
– Мы принимаем твое предложение, великодушный сэр! – заорал он, пытаясь перекричать всеобщий гомон. – Почтем за честь служить под командой такого великого рыцаря, слава о котором простирается от… – тут Рабинович запнулся. – От моря до моря! Только деньги вперед.
– Согласен! – хлопнув по столу так, что трем псинам под столом достался на десерт целый кабанчик вместе с блюдом, на котором лежал, утвердил соглашение Бедивер.
– А как насчет повышения по службе и увеличения зарплаты? – не унимался Рабинович.
– Вот после первого сражения и посмотрим, на что вы способны! – в тон ему ответил хозяин замка.
От такой торговой сделки крики в зале усилились стократно. Каждый пытался поздравить друзей с удачной сделкой. А кое-кто и похлопать новоиспеченных рекрутов по плечу. Однако после того, как Жомов отмахнулся рукой от одного такого индивида, опрокинув при этом на пол и его, и десятерых соседей в придачу, выражать свое восхищение присутствующие решили на расстоянии.
– Это что ж ты творишь, урод продажный! – завопил Попов, сумев наконец проглотить настырный кусок мяса. Однако среди всеобщего ликования его возглас никто, кроме Жомова и Рабиновича, не услышал. – Какая служба? Я домой хочу. У меня там рыбки не кормлены и мама…
– Слышали мы уже про твоих рыбок. А про маму и слышать не хотим! – оборвал его Жомов. – Жри сиди. У Сени конкретней нашего башка варит. Пусть он и решает, что нам тут делать!
– Действительно, Андрей, – обиделся на «урода» Рабинович. – Я как лучше хочу, а ты меня все время обзываешь. Не устраивает тебя моя позиция, так можешь отделиться, как Прибалтика, и добирайся домой суверенным способом!
Перспектива остаться в одиночестве явно Попова не прельщала. Он только обреченно махнул рукой, сдаваясь давлению большинства, и принялся доедать жирную курицу. Кстати, недожаренную! Пока Андрюша размахивал руками, я утащил из его тарелки половину тушки. А то у него от переедания заворот кишок случится!..
Спал я чутко, в отличие от троих друзей, явно превысивших вчера свою норму спиртного. В этот раз даже Жомов не смог после пира передвигаться самостоятельно. К спальным местам всех «сарацинов» транспортировали слуги сэра Бедивера, а мне пришлось смотреть, чтобы ментов не побросали как попало, а аккуратно поместили на кровати.
Слуги, видимо, были наслышаны о том, как их товарищ лишился части седалища. Поэтому понимали меня с полуслова и действовали строго согласно моим инструкциям.
Не знаю точно, сколько было времени, когда в нашу комнату ввалился волосатый питекантроп с мечом на поясе, но явно не позже шести утра. Точнее, этот наглый товарищ попытался вломиться без стука. Но, услышав мой предостерегающий рык (а какого хрена лезет, куда не просят?), остановился на пороге. Впрочем, несмотря на мои уговоры, сообразить, как ведут себя воспитанные люди, питекантроп так и не смог. Вместо этого он прямо от дверей заорал благим матом:
– Рота, па-адъем! – и сделал ударение на твердом знаке!
Этот вопль ему пришлось повторить трижды, прежде чем кто-нибудь отреагировал на него. К несчастью для непрошеного гостя, этим «кем-то» оказался Жомов. А еще большей бедой стало то, что под руку Ивану попался медный ночной горшок, входящий здесь в меблировку комнаты.
Горшок с колокольным звоном приложился точно ко лбу волосатого громкоговорителя, чем выключил его на неопределенный период времени. Но зато включил Рабиновича, принявшего грохот горшка за дежурный сигнал тревоги в участке. Сеня подскочил на своей кровати и испуганно посмотрел по сторонам. Он и оказался единственным свидетелем того, как я подошел к поверженному крикуну, дабы удостовериться в том, что он еще дышит. Обычно я себе таких нежностей с нарушителями общественного порядка не позволяю!
Сеня довольно быстро пришел в себя и сообразил, где находится. Поэтому на вопрос Попова, среагировавшего на шевеление, словно такса на крысу, о том, который сейчас час, спокойно ответил:
– Шесть утра. Ровно! Не слышал, что ли, радио пропикало?
Неизвестно почему, но Андрюша на эту шутку страшно обиделся и попытался спрятать голову под подушку. Сам и оказался виноват в том, что заработал шишку! Поскольку подушки на их постелях были простыми кусками дерева, обмотанными несколькими слоями грубой ткани.
– Твою мать… – завопил Попов, потирая ушибленное место. – Я голову тому кутюрье оторву, кто дизайн этих подушек разрабатывал!
– Кто орал? – поинтересовался Жомов, наконец умудрившись проснуться. И, увидев в открытых дверях давно не мытые босые ноги, добавил еще вопрос на засыпку: – К нам что, гости приходили?
«Гость» в это время пришел в себя и сел, трогая новоприобретенный нарост на лбу. Слава богу, что голова у него оказалась крепче ночного горшка, уменьшившегося от удара до размеров суповой тарелки. А то хорошо бы Жомов выглядел в первый день службы, испортив дворцовый будильник!
Обезьяноподобный абориген снова потрогал стремительно набухающую шишку (а получилась она у Жомова на славу! Прямо произведение искусства). Обведя взглядом троих друзей, удивленно рассматривающих непонятное однорогое существо, ранний визитер плаксиво промямлил:
– А че сразу кидаетесь? Вставать пора. Меня сотенный за вами послал. Мне-то че? Спите. Я вот ему сейчас доложу, что вы вставать не хотите…
– А ну вали отсюда, лох несчастный! – заорал на посыльного Жомов, и того сдуло из дверей, словно сотенную купюру со стойки бара.