Работа актера над собой (Часть I)
Шрифт:
— В такое короткое время не напишешь и простой записки, — критиковал третий.
— А я помню, и притом во всех мельчайших подробностях, как Дузе в роли Маргариты Готье («Дама с камелиями» Дюма) писала письмо Арману. С тех пор как я это видел, прошло несколько десятков лет, а я и сейчас еще смакую каждую мельчайшую подробность ее физического действия — писания письма любимому человеку, — заметил Аркадий Николаевич.
Потом он снова обратился к Говоркову:
— Теперь проделайте такое же упражнение с «беспредметным действием».
Пришлось
— Теперь вы верили тому, что он писал письмо?
— Верили.
— Вы видели и запомнили, как и где он брал бумагу, перо, чернила?
— Видели и запомнили.
— Вы почувствовали, что, прежде чем писать письмо, Говорков мысленно обдумывал содержание и после логично и последовательно переносил его на бумагу?
— Почувствовали.
— Какой же вывод следует сделать из примера? Мы молчали, так как еще не знали, что ответить.
— Вывод тот, — говорил Аркадий Николаевич, — что зритель, смотря на действия артиста на сцене, тоже должен механически чувствовать «механичность» логики и последовательности действия, которую мы бессознательно знаем в жизни. Без этого смотрящий не поверит правде того, что происходит на сцене. Дайте же ему эту логику и последовательность в каждом действии. Давайте ее сначала сознательно, а потом от времени и приученности она станет привычной до механичности.
— Есть и еще вывод, — решил Говорков. — Он в том, знаете ли, что и с реальными предметами приходится прорабатывать каждое физическое действие на сцене.
— Вы правы, но эта работа с реальными предметами в первое время на подмостках оказывается труднее, чем с пустышкой, — заметил Торцов.
— Почему же, знаете ли?
— Потому что при реальных предметах многие действия, инстинктивно, по жизненной механичности, сами собой проскакивают так, что играющий не успевает уследить за ними. Улавливать эти проскоки трудно, а если нарушать их, то получаются провалы, нарушающие линию логики и последовательности физических действий. В свою очередь, нарушенная логика уничтожает правду, а без правды нет веры и самого переживания как у самого артиста, так и у смотрящего.
При «беспредметном действии» создаются другие условия. При них волей-неволей приходится приковывать внимание к каждой самой маленькой составной части большого действия. Без этого не вспомнишь и не выполнишь всех подсобных частей целого, а без подсобных частей целого не ощутишь всего большого действия.
Приходится сначала подумать, а потом уже выполнять действия. При этом, благодаря логике и последовательности своих поступков, естественным путем подходишь к правде, от правды к вере и к самому подлинному переживанию.
Теперь вы поймете, почему на первое время я рекомендую вам начинать с «беспредметных действий»
Отсутствие их заставляет внимательнее, глубже вникать в самую природу физических действий и изучать ее.
С жадностью и со всей страстью хватайтесь за предлагаемый мною прием и упражнения и с их помощью доводите действие до органической правды.
— Извините, пожалуйста, — заспорил Говорков, — разве можно называть беспредметное действие физическим и даже, понимаете ли, органическим?
Его поддержал Шустов. И он находил, что действие с реальными, подлинными объектами и действие с воображаемыми объектами (пустышками) — это два различных по своей природе действия.
— Например, изволите ли видеть, питье воды. Оно вызывает, знаете ли, целый ряд действительно физических и по-настоящему органических процессов: всасывание жидкости в рот, вкусовые ощущения, глотание…
— Вот, вот! — перебил его Торцов. — Все эти тонкости необходимо повторить и при беспредметном действии, так как без них не будет глотания.
— С чем же повторить, изволите ли видеть, когда во рту ничего нет?
— Глотайте слюни, воздух, не все ли равно! — предложил Аркадий Николаевич. — Вы будете уверять, что это не то же самое, что глотать вкусное вино. Согласен. Разница есть. Но и при этом останется много моментов физической правды, достаточных для наших целей.
— Извините же, пожалуйста, такая работа отвлекает от главной сущности роли. В жизни, изволите ли видеть, питье производится само собой и не требует внимания, — не унимался Говорков.
— Нет, когда вы смакуете то, что пьете, это требует вашего внимания, возражал Аркадий Николаевич.
— Но когда не смакуешь, понимаете ли, тогда об этом не думаешь.
— При беспредметных действиях происходит то же. Как я уже говорил, проделайте их сотни раз, поймите, вспомните все их отдельные составные моменты, и тогда ваша телесная природа узнает, почувствует знакомое действие и сама будет помогать вам при его повторении.
После урока, пока ученики прощались и расходились, Аркадий Николаевич давал указания Ивану Платоновичу. Я их слышал, так как Торцов говорил громко:
— С учениками надлежит поступать совершенно так же. Пусть в первое время преподаватель берет на себя роль сознания ученика, указывает ошибочно пропущенные им мелкие составные подсобные действия.
В свою очередь пусть ученики помнят, что им необходимо знать эти составные части больших действий и их логический, последовательный ход развития. Надо, чтоб ученики приучали свое внимание упорно следить за точным выполнением требований природы в области действия; надо, чтоб ученики всегда чувствовали на сцене логику и последовательность физических действий, чтоб это вошло в их естественную потребность, в их нормальное состояние на сцене: надо, чтоб ученики любили каждую малую составную часть больших действий, как музыкант любит каждую ноту передаваемой им мелодии.