Работа над ошибками

Квашнина Елена Дмитриевна

— Это еще что такое?

Он только ухмыльнулся. Непривычно для меня неторопливо пояснил:

— Их отец надевает, когда приходит.

— И часто он приходит?

— Чаще, чем ты.

Я сделала Димке страшные глаза. Погрозила кулаком. Но разбираться ни с Димкой, ни с Иваном не стала. Не до них было. Нашли люди друг друга и слава Богу!

Иван, наверное, ждал каких-то шагов с моей стороны. Поскольку не дождался, начал действовать сам.

В середине марта я опять свалилась. Дело было так. У меня шел урок литературы в одиннадцатом классе. Урок интересный. Сама увлеклась, азартно провоцировала ребят пошевелить мозгами.

Они необычно легко шли на мои провокации. Вдруг открывается дверь кабинета и на пороге вырисовывается Гаврилкина. Круглые глаза. Вытянутое лицо.

— Екатерина Алексеевна! Вы только не волнуйтесь…

Разноцветные блесточки побежали у меня перед глазами. После зимних каникул все ЧП в моем родненьком классе начинались этой глупой фразой «Екатерина Алексеевна! Вы только не волнуйтесь!». Организм не выдержал нового потрясения. Я потеряла сознание прямо за учительским столом. Хорошо еще, что сидела.

В беспамятстве пребывала не долго. Минуты три, не больше. Очнулась от шума и гвалта. Выплывала, как из глухого черного сна, постепенно улавливая гневные выкрики столпившихся вокруг меня ребят.

— Дура ты, Гаврилкина! Не могла осторожнее сказать?

— Да я же еще ничего не сказала! — блеющим голосом оправдывалась Танька.

— Что там у вас опять случилось? Смотри, до чего Катерину довели!

— Да ничего не случилось! — почти плакала Гаврилкина. — У нас контрольная по биологии. Вопросы вот. Меня ребята к маме Кате послали, чтобы ответить помогла. Вопросы больно дурацкие.

— Нет, Гаврилкина, ты все-таки дура!

— Да весь их класс — дураки!

Меня шлепали по щекам, обрызгивали водой. Кто-то побежал за медсестрой, кто-то — за завучем. Лидия Григорьевна пришла первой. Недовольная тем, что я, как кисейная барышня, трепетно рухнула в обморок на глазах учеников, она брезгливо бросила мне:

— Идите сейчас домой. Вызовите врача. Если вы так больны, нечего в школе работать.

Я дождалась ее ухода. На суровые слова не обиделась, но и в добрые намерения не поверила. Теперь у Лидии Григорьевны будет прекрасный повод проехаться по моей персоне на планерке. Да? Как бы не так! С трудом, но урок довела. Хотя ребята были слишком возбуждены, остывали медленно.

Потом пришла медсестра Марина. Принесла какие-то таблетки. Я их выпила. На перемене, закрывшись в кабинете, полежала прямо на парте. Стало легче. И домой решила не ходить. Доработать спокойно. Тем более, что оставалось всего три урока.

Домой не пошла и потом. Меня вызвал Котов. Сначала ругал, что работаю на износ. Завуч уже успела сообщить ему про обморок. Потом хвалил за ответственность, за хорошую работу. Обещал грамоту. И еще премию. И вдруг спросил:

— Ну, как? Ты подумала над моим предложением?

— Над каким?

— О, Господи! Замуж за меня пойдешь или нет? Учти, я уже развелся.

Я устало обвела взглядом директорский кабинет. Похоже на квартиру. Стенка темного дерева с зеркальными стеклами. Цветной телевизор. Музыкальный центр. Видеомагнитофон. Ксерокс. Низкие мягкие кресла. Гармонию нарушал только старый обшарпанный сейф, выкрашенный красно-коричневой краской. Интересно, зачем это все в директорском кабинете? И сколько денег на это угрохано? Раньше почему-то не обращала внимания, не задумывалась. Вон в туалете у мальчиков на третьем этаже стекло разбито. Целых два месяца. У школы нет денег, чтобы вставить новое. Да-а-а… Неплохо Котов устроился. Посмотрела на него. Он терпеливо

ждал.

— Я ведь уже сказала: «Не пойду».

Он усмехнулся. Сунул руки в карманы. Это у него любимая поза для приватных бесед. Сказал гнусаво:

— Ну, да. Старая любовь не ржавеет. Лукин вернулся, и тебе больше никто не нужен.

У меня поплыли перед глазами цветные блесточки. Начался звон в ушах. Зря не пошла домой, когда Лидия Григорьевна меня отпускала. Медленно ответила Котову:

— Не понимаю, при чем здесь Лукин?

Котов достал из ящика стола пачку сигарет. Закурил. Мне предложить и не подумал. Придвинул ближе пепельницу. Вот гад. Нас, курящих училок, гоняет даже из подвала. А сам нахально, в открытую, курит прямо у себя в кабинете.

— Кажется, в январе я вас видел. Точно, в январе. За сигаретами к киоску ходил. И на остановке у АТС видел тебя с Димкой, с Иваном. Вы куда-то ехали. Всей семьей, так сказать.

— Это мы на кладбище ехали, — вспомнила я. — У меня бабушка с дедушкой, а у Ивана отец рядом похоронены.

— На кладбище? В январе? — театрально изумился Котов.

— Ну, и что? Захотели и поехали. А вообще, это мое личное дело.

Хлопнула ладонью по столу. Встала. Вышла, не попрощавшись. Немного постояла в вестибюле, размышляя, что делать дальше? Так ничего и не решив, заглянула к Татьяне в библиотеку. Выпила у нее чаю. Кофе мне запретили. Поболтала с ней немного и пошла к себе в кабинет — проверять тетради. Домой не торопилась. Отвыкла за два месяца приходить домой вовремя.

Наверное, у меня было какое-то предчувствие. Поэтому и не торопилась домой. Когда все-таки добралась туда — остолбенела. Дома меня ждали. Встревоженный Димка и Лукины всем семейством. Даже баня Маня заявилась. Оказывается, история с обмороком дошла все-таки до Димки. Он после школы прямой наводкой отправился к Лукиным — кляузничать на меня отцу и Лидусе. Ивана дома не было. А у Лидуси случился выходной или отгул, или нечто в этом роде. Они дождались возвращения с работы Сани и Ивана. Потрапезничали. И все вместе отправились к нам — воздействовать на непутевую Димкину мать.

Такой «пилежки» я не испытывала за всю свою жизнь ни разу. Одновременно пять человек долбили меня, как дятлы сухую лесину. Ругали на все корки. Ничего не оставалось, как покорно терпеть и со всем соглашаться. Тем более, что мне слова вообще не давали.

Меня уложили. Накормили ужином. Пока я ела, семейный совет распивал чаи и решал, как нам с Димкой жить дальше. На прощание меня предупредили, чтобы на работу утром не выходила. Они мне врача сами вызовут, поскольку не слишком доверяют. И вообще, я теперь у Лукиных на строгом контроле. Димка пошел провожать гостей на улицу.

После их ухода я сразу уснула. Спала беспокойно, тяжело. Только под утро стало легче. И приснился мне странный сон. Никогда не запоминала своих ночных видений. Они забывались, едва я спускала ноги с кровати. Но это! Такое яркое и отчетливое, оно просто потрясло меня своей реальностью. Снилась просторная, светлая горница в крепком деревенском доме. Окна распахнуты настежь. Легкий ветерок раздувает белые кисейные занавески. День ясный, ласковый. Пахнет не то сиренью, не то черемухой. За большим овальным столом, расположенным у открытого окна и покрытым белоснежной льняной скатертью, мы с Лидусей, не торопясь, пьем чай. Где-то у меня за спиной — Иван. Собирается уходить. Я краем глаза замечаю, как он стоит в дверях. Слышу его голос: