Работа по специальности
Шрифт:
– Так они ж к ней снова прирастут!
– усомнился Леша.
– Не прирастут, - успокоил Ромка.
– Кабель-то я отрезал...
– Ловко...
– Леша в восхищении покрутил головой.
– А Вася - он вон туда пошел, вон за тот угол... Ты ему покажись. Обязательно. Штаны-то, а? Ни у кого таких нет!
– Да он уж вчера их видел...
– равнодушно сказал Ромка и поволок ноги в указанном направлении.
Леша Труженик проводил его злобным подозрительным взглядом.
– Ишь...
– пробормотал он, когда Ромка скрылся за углом.
– Завалинку
– Дьот? Дьот? (Пойдет?) - с трепетом допытывался разведчик.
– Дьот, - сказал Василий.
– Как раз то самое, что надо. Считай, что консерву ты себе уже заработал.
Открытая разведчиком глыба размерами и формой напоминала постамент Медного Всадника, но осаженный назад и вправо - пошире, погрузнее, покривоватее. Василий хмурясь обошел ее кругом, оглаживая выступы, как это делал непревзойденный Ромка, когда собирался ломать на спор такое, к чему никто и подступиться не решался.
– Так...
– проговорил наконец Василий, останавливаясь.
– Выступ-то мы, конечно, сколем... А дальше?
Он обошел глыбу еще раз и, поколебавшись, скомандовал:
– Кувалдометр!
Телескоп пронзительно перевел, хотя никакого перевода не требовалось - слово было знакомо каждому. Возбужденно чирикая и немилосердно мешая друг другу, лупоглазые помощники подтащили тот штырь, что покороче да поувесистей, и, подчиняясь властному мановению руки Василия, отбежали на безопасное расстояние, встали полукольцом.
– Никого с той стороны не осталось?
– строго осведомился Василий. Па-берегись!
Он откачнулся и, хакнув, как при рубке дров, ударил снизу. Глыба треснула, ровно выстрелила, и выступ, распавшись надвое, тяжко упал на покрытие. Лупоглазые кинулись на обломки и поволокли их в сторону. У кого-то в шестипалой лапке оказался осколок помельче, которым он немедленно начал молотить по одному из кусков. Ничего хорошего, правда, из этого не вышло - после второго удара хрупкое рубило рассыпалось в мелкую крошку.
Василий стоял перед выпуклым сколом и озадаченно чесал в затылке. Ясно было, что в эту точку бить можно до вечера - толку не будет. Цвет скола был белесоватый без никаких тебе радужных переливов (первый признак того, что чуть глубже располагается так называемая напряженка). Василий покружил около глыбы, трогая и обстукивая выступы, но так и не понял, где же она, зараза, может прятаться. Звук везде был глухой, поверхность матовая, белесая.
Ну что ж! Если не знаешь, откуда начинать, начинай сверху. Первое правило... Василий прислонил кувалдометр к глыбе и полез наверх. Наверху тоже ничего глаз не радовало - лысина и лысина.
– Ломограф!
Приняв длинный заостренный штырь, Василий примерился и ударил. Похожий на матовое стекло материал кололся чуть лучше бетона.
"А, ладно!
– решил Василий.
– Не раскусим - так продолбим! В армии вон стену не так забетонировали - и ничего, снесли, как не было..."
Хакая, он вгонял лом в неподатливый утес, в фартук били осколки. Притихшие лупоглазы сидели внизу на корточках
"Конечно!
– стискивая зубы, думал он.
– Любой из вас так: не поддается - значит и черт с ней... А мы вот не так!.. Мы по-другому!.. Не поддается - а мы все равно долбим!.. И будем долбить, пока не поддастся!.."
Из-за округлого угла золотистой титанической опоры, высматривая, видать, глыбу полегче, вышел розовый седенький дедок Сократыч. Остановился и, чуть запрокинув голову, с восхищением стал наблюдать за титаном в фартуке.
– Доброе утро, Василий, - вежливо проговорил он.
– Знаете, я, конечно, не скульптор, но будь я скульптором, то лучшей бы модели не пожелал. Вам в Петергофе место, право слово.
Василий ударил еще раз и остановился передохнуть.
– Здорово, Сократыч, - сказал он.
– Там у меня возле дома два камушка - как раз для тебя. Консервы по две-по три, не труднее. Только ты, слышь, не тяни, а то лодыри наши проснутся - ты ж их знаешь: что полегче - себе, а другие - хоть задавись...
Сократыч растроганно округлил голубенькие глазки.
– Спасибо, Василий, - сказал он.
– Тогда я прямо сейчас и пойду, вы уж извините... Хотел бы составить компанию, но, как говорится...
– Так а зачем идти?
– не понял Василий.
– "Скоком" до "конуры", а оттуда уже куда угодно...
– Нет, знаете, я лучше так...
– с вежливой улыбкой отвечал старичок.
– Незачем ноги баловать. А то ведь не ровен час вовсе атрофируются...
Дедок ушел, и Василий продолжил долбеж, потихоньку уже сатанея. Стекловидная масса кололась с трудом, цвет по-прежнему имела матово-молочный, признаков напряженной зоны не было и в помине. День тем временем терял жемчужные тона, сирень выцвела, приобрела обычный серо-голубой оттенок.
– Привет, Вась, - раздалось совсем рядом.
Василий снова сделал остановку и посмотрел. Это был Ромка - с разочарованно отвешенной губой и приподнятыми бровями. Как всегда.
– Трудишься?
– спросил он.
– Как видишь, - сердито отвечал Василий.
– А ты чего же?
– А!
– сказал Ромка.
– Неохота... Надоело...
Василий оперся на лом.
– Не пойму я тебя, - сказал он хмуро.
– Такой тебе бог талант дал! Камушки, можно сказать, насквозь видишь! Да будь у меня хоть половина твоего таланта, я бы... не знаю что сделал бы! Подвал бы от глыб очистил!
– Ну очистил бы, - возразил Ромка.
– А толку? Они бы тебе еще вмиг накидали...
– И это бы сломал!
– сказал Василий.
Ромка присел у стены на корточки и, склонив голову набок, принялся рассматривать глыбу.
– А чего сверху бьешь?
– спросил он наконец.
– А откуда бить?
– Вон туда тюкни, - посоветовал Ромка, указывая на неприметную вмятину в боку ущербного молочно-белого утеса.
Василий наклонился, посмотрел - и чуть не плюнул. Ну конечно! Она самая и есть. Напряженка. Он-то, как всегда, бугорки высматривал напряженка-то она обычно бугорками выпирает...