Работа за рубежом
Шрифт:
Падение рейтинга популярности меня не волновало. На Земле задевало, что был для всех безымянным Ларионовым, но здесь я жил своей жизнью, а обладатели "гляделок" - своей, наши интересы не пересекались. Если не представляешь, к чему может привести известность, то и выпендриваться не стоит. А то может получиться как с одним молдаванином, который обнаружил оригинальный полупрозрачный камень, направил его в Академию Наук и попросил, если окажется, что это неизвестный минерал, назвать его своей фамилией. Проанализировав образец, ученые из Академии Наук ответили, что камень является окаменелыми экскрементами динозавра, и попросили подтвердить согласие
Оставив одежду в домике, я разбросал ее по тахте, вернувшись, обнаружил, что шмотки сложены аккуратной стопкой, а сверху лежит мелочь из карманов: деньги, ключи, мобильный телефон, диктофон. Вначале подумал, что одежду постирали, но когда принялся рассовывать по карманам бесполезные в этом мире вещи, то оказалось, что одежда новая. Такая же, как моя, но словно только что из магазина. Быть может, галактическая стирка сродни восстанавливающей? Нам до их технологий далеко...
Напрасно я решил, что вещи из моих карманов бесполезны - дня через три неожиданно зазвонил телефон. Трясущимися руками я извлек его из кармана, включил.
– Слушаю...
– прохрипел в трубку.
– Алсуфьев?!
– громогласно рявкнул из мобильника Фесенко, будто находился рядом.
– Где ты шляешься, через пятнадцать минут мы должны быть в эфире!
– Это Ларионов...
– А...
– разочарованно протянул Фесенко.
– Извини. Ошибся.
И отключился.
Я с минуту сидел и тупо смотрел на пиликающий гудками отбоя мобильник. Оказывается, я в любую минуту мог связаться с кем угодно по телефону! Я чуть было не набрал номер Фесенко, чтобы объяснить ему, в какой ситуации очутился, но вовремя спохватился. Если начну говорить начистоту, меня примут за идиота.
"Кому же позвонить?!
– лихорадочно билась мысль, но здравый смысл ее остудил: - А кто поверит?"
Затем пришла совсем уже трезвая мысль, что за все время, пока я здесь, мне никто не звонил. Точнее, один раз позвонили, да и то по ошибке. Выходит, я не только "неизвестный Ларионов", но и никому не нужный... А раз так, то и мне звонить некому.
Если в первый момент разговора по телефону меня охватила эйфория, что я не забыт, кому-то нужен, то к окончательному выводу я пришел со спокойной душой и абсолютно индифферентно. Земная жизнь осталась где-то далеко в прошлом, звонок оттуда хоть и пробудил воспоминания, но ностальгии я не испытал. Здесь было лучше, здесь я жил сам по себе, а там об меня каждый норовил вытереть ноги, как о половую тряпку.
Звонить я никому не стал, но мобильный телефон не выключил. Вдруг жена или дочь, обеспокоенные моим исчезновением, позвонят? Успокою, как смогу, все-таки человеческие чувства у меня остались. Хотя были большие сомнения, что родственники переживают.
Так и вышло - никто больше не звонил.
Тем временем я познакомился со своими соседями. Сосед за черной перегородкой, прозванный мной за глаза Чижиком-Пыжиком по первому контакту, оказался не в меру вспыльчивым и неуравновешенным. У него был прекрасный музыкальный слух - когда по утрам мы перестукивались, он идеально воспроизводил предлагаемые мной мелодии песен. Но когда он пытался научить меня своим мелодиям, то выходил из себя из-за того, что я неверно повторял его стук, и тогда черная стена напоминала собой вертикально повернутую поверхность озера во время бушующих стихий. Кажется, это были не мелодии, а нечто вроде азбуки
Медлительный и флегматичный сосед с белой равнины нечасто показывался мне на глаза. Он оказался тем самым белесым туманом над равниной. Это я понял, когда несколько раз увидел его сотканную из тумана бесформенную голову с пустыми круглыми глазницами и провалом рта, вначале принятыми мной за игру теней. Если такая игра теней повторяется регулярно - это уже не случайность. Поначалу он меня не замечал - слишком разная у нас скорость восприятия действительности. Я для него был сплошным мельтешением, чем-то вроде вращающегося винта аэроплана. Однажды утром, заметив, что бесформенное лицо туманного соседа вплотную прилипло к прозрачной перегородке, я полчаса неподвижно простоял перед ней. С тех пор у нас вошло в привычку здороваться подобным образом. Утром, в одно и то же время, его лицо прилипало к прозрачной перегородке, а я полчаса неподвижно стоял напротив. Затем я уходил по своим делам, а лицо за перегородкой медленно таяло, чтобы вновь возникнуть следующим утром.
Жизнь вошла в однообразную статическую колею, но мне это нравилось. "Гляделок" над каньоном сильно поубавилось, теперь их, рассредоточенных по небу в разных местах, было не больше десятка. Ажиотаж вокруг моей персоны закончился, зеваки удовлетворили свое любопытство, остались одни специалисты по формам галактической жизни. Пусть их, меня не убудет.
В то утро я вышел из домика, поздоровался перестуком с одним соседом, постоял перед другим, полил разросшийся цветник с необычными фиолетовыми цветами, искупался в мелководной речке, затем сел в шезлонг и с наслаждением почитал Умберто Эко. Когда пришло время обеда, я оставил книгу в шезлонге и направился в домик. Открыл дверь, шагнул и...
7
И очутился в бюро по найму на работу за границей. Как есть, босиком, в одних трусах.
– Топрый тень!
– расплылся в улыбке "Гурвинек", но его глаза за толстыми линзами очков смотрели на меня холодно и беспристрастно. Так же, как "гляделки" из шестигранных ячеек.
– Э...
– протянул я, неловко переминаясь с ноги на ногу, и попытался открыть дверь позади себя.
Двери не было. Не было даже прямоугольника на гладкой стене, заклеенной фотообоями с изображением ковыльной степи.
– Конттракт саконтшился, - объяснил "Гурвинек" и указал на кресло напротив стола.
– Прошу фас, присашивайтесь.
– Но... Но как же...
Я растерянно развел руками, намекая, что стою в одних трусах. Обратный переход оказался настолько неожиданным, что подействовал подобно электрошоку. В глазах рябило, сознание функционировало на грани, движения были дергаными, почти неподконтрольными.
– Не стоит песпокоиться, - заверил "Гурвинек".
– Все претусмотрено. Фаша отешта стесь. Перите.
Он извлек из-под стола пластиковый кулек и протянул мне. С трудом соображая, где рукава у рубашки, а где штанины у джинсов, я оделся.
– Присашивайтесь, - повторился "Гурвинек". Я машинально сел в кресло.
– Осталось выполнить непольшие формальности.
– Он положил передо мной листок бумаги и пачку долларов.
– Фаша сарплата. Распишитесь.
Я расписался, сунул деньги в карман. Сознание пребывало в ступоре, слов не было.
– Фсехо фам ттопрохо, - кивнул "Гурвинек", спрятал расписку в стол и повернулся лицом к экрану компьютера.