Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа
Шрифт:
Это опять выводит из себя капитана Кирицою:
– Господин полковник! Не имеет значения, господи помилуй, был ли он пьян или нет, – какого черта, это смешно!
Полковник Блэдулеску поднимает руку, чтобы поправить очки и произносит обескураженно:
– Конечно… да… все так, я только довел до вашего сведения… Но, – продолжает он со свежими силами, – все эти несчастные случаи произошли исключительно по вине командиров взводов, которые практически не командуют. Вопиющая халатность в ротах, мы выявили старшин, у которых на вещевых складах царит беспорядок. С товарищем Станку мы проверили вещевые склады. Полный кавардак, ничего
Дождь безжалостно поливает нас. Мы стоим и слушаем эту галиматью. Стоим под дождем и слушаем. Мы устали, мы на ногах с пяти утра, сейчас половина девятого вечера, нас поливает дождем, а полковник льет нам в уши полную ерунду. Ладно бы еще говорил о серьезных проблемах, с которыми мы сталкиваемся: еда, жилье, транспорт, гражданские, которые воруют, приписывают себе нашу работу, вши и клопы в комнатах. Но нет, стоим под дождем, а наши командиры говорят нам о кальсонах, лежащих не на месте на вещевых складах у ротных старшин и о необходимости начищать гуталином ботинки.
Целое столетие генералы Румынской королевской армии и затем генералы нашей социалистической армии воровали по-черному из бюджета армии и покрывали огромные недостатки в оснащении и подготовке войск пышными военными парадами, с демонстрацией танков, пехоты, ракетных частей, с самолетами, которые пролетали над глазеющей толпой, собранной ради зрелища и падающей на спину от восторга. Потому что, глядя на эти грошовые парады, румын накапливает гордость, как жир на спине у поросенка. Но если гражданских можно одурачить, с военными так не получится.
И тогда для военнослужащих изобрели собрания и содержание на казарменном положении, арест и Военный трибунал плюс тетради командира взвода с вписанными в них планами развертывания, а туда надо было заносить все, что ты делаешь как офицер в течение дня военной подготовки, поминутно. И я именно этим занимался в танковом полку в Пантелимоне. И меня вызывали «на проверку» к командованию батальона и подвергали вопросам комиссии, в которою входили секретарь комитета партии батальона капитан Марин (горбатый карлик с крючковатым носом, куриными мозгами и телом-скелетом, не весившим и сорока килограммов – вместе с ботинками и со всем прочим), майор Аксимов (безграмотная бестия, который приводил к дисциплине своих подчиненных с помощью кулаков и воспитывал их в духе нашей коммунистической идеологии дубинкой, которую он держал за дверью канцелярии) и полковник Василиу, тип лицемерный и совершенно бесхарактерный.
Все трое внимательно, от корки до корки изучали мою тетрадь, рассматривали более получаса триста страниц, исписанные мелко и разборчиво, карты, нарисованные мной на протяжении трех месяцев труда и бессонных ночей, смотрели на безупречные планы развертывания, на безукоризненные ежедневные распорядки, дискутировали шепотом между собой и потом, после паузы, капитан Матей встал и сказал мне от имени комиссии: «Ваша тетрадь – образец тетради командира взвода, только жаль всей вашей работы, товарищ! Вы записали все шариковой ручкой, а карты нарисовали слабыми цветами, тип 3. Сделайте другую тетрадь, которая бы соответствовала нашим требованиям и где записи были бы сделаны авторуч кой, а карты
Однако на этом подобные вещи не кончились, они продолжались повсюду, естественно, и на «Уранусе», где кучка политруков и командиров подобного типа дисциплинировала нас собраниями во время дождя, парадным шагом, печатаемым по грязи, лавиной приказов, шпионажем за кадрами и неожиданными проверками, военными советами и судами, карцером, кулачным боем и террором бессонных ночей после восемнадцати часов работы. Потому что борьба за построение социализма тяжела, товарищи! «И чем ближе мы будем к коммунизму, тем больше у нас будет врагов!» (Сталин)
А время идет. Слово берет майор Ликсандру, интеллект которого только совсем не намного превосходит интеллект бетонной стены.
– Я хочу вам показать два слова… в двух словах… то есть я хочу вам показать в двух словах две проблемы…
Если майору удалось так быстро сказать, что он хочет, значит, он достиг высот ораторского искусства. Его рост почти два метра, а изогнутый рот делает его голову похожей на голову акулы. Кажется, что он боится того, что не сможет говорить, и делает отчаянные усилия, чтобы побороть не страх (у боссов из командного состава нет ничего похожего), а бессилие выражать свои мысли и избежать какофонии. Послушаем его:
– Товарищи офицеры… и младшие офицеры, командиры взводов… и рот… и батальонов…
Здесь он поворачивается к полковнику Станку, как будто для того, чтобы попросить у него одобрения продолжать, но «цыган» остается по-прежнему неподвижен, как статуя, и майор продолжает:
– Будучи в командовании части, я тоже заметил нарушения! И не понимаю (резкий жест, руки нервно раскинуты в стороны) – если тебе не подходит… командиром взвода, иди-ка ты, приятель, куда угодно, сделайся пекарем, сторожем, если хочешь, чтобы… и выполняй уставные правила, которые… когда ты поступил в училище, ты приносил присягу! Я это хотел сказать и обращаю внимание на… что я буду сурово наказывать за отклонения от устава… Я кончил…
Темный и угрожающий силуэт командира части выдвигается к нам, словно вырывается из мрака, царящего за его спиной. Через несколько шагов, сделанных без спешки, полковник Станку произносит своим глухим, но сильным голосом, не отбрасывая капюшон за спину, так что мы не можем видеть его лицо на свету.
– Как указали те, что говорили до меня, дела не обстоят хорошо. Не хочу вас здесь много задерживать, прежде всего, время уже несколько позднее. Мы не должны забывать, что в первую очередь мы военные и только после этого строители.
Неприемлемо, чтобы на этой военизированной стройке, имеющей жизненную важность, военнослужащий забывал, что он военнослужащий, и нарушал военную дисциплину. Я отправил сегодня двух командиров взвода под арест. Я их наказал за то, что они были не стрижены и небриты. Если я не прощаю больших нарушений, то не прощаю и малых. Потому что с них начинается недисциплинированность, а отсюда доходит до смертельных случаев или до людей, которые по пьянке убивают друг друга. Убежден, что именно это хотел сказать товарищ полковник Блэдулеску. Сейчас, соблюдая порядок, под наблюдением командиров, вы пойдете в столовую. Товарища капитана Кирицою, партийного секретаря, жду, чтобы он зашел ко мне в кабинет. Приятного аппетита в столовой!