Рабыня Гора

Норман Джон

Моя спина и ноги сплошь покрыты рубцами от ударов веревкой. Ноет низ живота.

Стоя у подножия лестницы, Мелина тоже повернулась к двери.

Брен Лурт, гордый, сильный, с видом триумфатора сжимает в руке привязанную к шее распростертой у его ног женщины веревку. В другой руке — палка футов шесть длиной, два-три дюйма толщиной. «Я буду первым в Табучьем Броде», — сказал он мне однажды. И еще: «Когда я стану первым, Мелина отдаст мне тебя».

— Выходи, Турнус, — позвала, стоя у лестницы, Мелина. Дверной проем темен и пуст.

Толпа не сводила с него глаз.

Турнус

не появлялся.

Тишина. Лишь факелы чуть потрескивают. Я лежу на земле. Руки за спиной схвачены веревкой.

Откуда-то из-за хижин, со стороны клеток, доносится визг слинов.

И вот толпа затаила дыхание. В дверях хижины стоял Турнус.

— Здравствуй, Турнус! — приветствовал его Брен Лурт.

— Здравствуй, Брен Лурт, — отозвался Турнус.

Обутая в тяжелую сандалию нога Брена Лурта ткнулась мне в живот. Я вскрикнула от боли.

— На колени, рабыня! — приказал Брен Лурт.

Кое-как поднявшись, я встала на колени. Намотав на руку провисшую веревку, он подтянул мою голову к своему бедру. В глазах у меня помутилось и просветлело опять. Стоя на верхней ^ступени, на меня внимательно смотрел Турнус.

Молодежь Табучьего Брода на славу позабавилась с земной девушкой, что некогда звалась Джуди Торнтон, — ныне бесправной рабыней Гора по имени Дина.

Под взглядом хозяина я понурилась. Но быть столь почтительной мне не позволили. Зажатая в кулаке Брена Лурта веревка натянулась, слева впился в подбородок узел, я подняла голову.

Я должна предстать перед Турнусом во всей красе.

— У меня есть кое-что для тебя, — сообщил Турнусу Брен Лурт.

— Вижу, — проронил Турнус.

— Горячая бабенка, — продолжал Брен Лурт, — очень аппетитная.

— Это мне известно, — проговорил Турнус.

— Теперь она на коленях у моих ног.

— Вижу, Брен Лурт, — сказал Турнус.

Мгновенно отбросив веревку, Брен Лурт ударом ноги отшвырнул меня в сторону. Я растянулась в пыли, повернулась на бок, чтобы ничего не пропустить.

Брен Лурт стоял, сжимая палку обеими руками: правой посередине, левой — дюймов на восемнадцать ниже. Но Турнус не двигался.

В толпе никто не шелохнулся. Чуть слышно потрескивали факелы.

На какое-то мгновение Брен Лурт, казалось, растерялся. Замешкался, переводя взгляд с одного своего приятеля на другого.

Потом снова повернулся к Турнусу — а тот, не говоря ни слова, стоял на верхней ступеньке лестницы, у входа в хижину, футов на шесть-семь возвышаясь над толпой.

— Я надругался над твоей рабыней, — сказал Брен Лурт.

— Рабыни для того и предназначены, — ответил Турнус.

— Мы с ней хорошо позабавились! — Брен Лурт начинал злиться.

— Получили удовольствие? — осведомился Турнус.

— Да! — Готовый к схватке, Брен Лурт все тверже сжимал тяжелую палку.

— Значит, — заключил Турнус, — пороть или убивать ее не придется.

Брен Лурт выглядел озадаченным.

— Тебе, Брен Лурт, безусловно, известно, — заговорил Турнус, — что долг рабыни — всеми силами угождать мужчинам. В противном случае ее ждет суровое наказание, вплоть до пыток и смерти, если хозяину так угодно.

— Мы взяли ее без твоего разрешения, — напомнил Брен Лурт.

— Вот в

этом, — проговорил Турнус, — ты нарушил закон.

— Для меня это не имеет значения! — заявил Брен Лурт.

— Ни плуг, ни боек, ни рабыня, — процитировал Турнус, — не могут быть взяты без соизволения хозяина.

— Мне нет до этого дела!

— Скажи, Брен Лурт, что отличает человека от слина или ларла?

— Не знаю!

— Закон! — отчеканил Турнус.

— Все эти законы — всего лишь пустой звук, мальчишкам головы забивать!

— Закон — это стена.

— Не понимаю, — смешался Брен Лурт.

— Человека от слина и ларла отличает закон. Вот что их разделяет. Закон — это стена между ними.

— Не понимаю, — повторил Брен Лурт.

— И эта стена больше не защищает тебя, Брен Лурт!

— Турнус из Табучьего Брода, ты угрожаешь мне?

— Ты поставил себя вне закона.

— Я не боюсь тебя! — вскричал Брен Лурт.

— Спроси ты моего разрешения, Брен Лурт, — Турнус кивком указал на меня, — я бы с радостью, без лишних раздумий на время наделил бы тебя над ней полной властью.

С веревкой на шее, со связанными за спиной руками я лежала в пыли и смотрела во все глаза. Турнус не лукавил. Без сомнения, он отдал бы меня взаймы Брену Лурту, и мне пришлось бы служить ему, как хозяину.

— Но ты не спросил моего разрешения.

— Нет! — в бешенстве ответил Брен Лурт. — Не спросил!

— И ты, и другие поступали так и прежде, но никогда не злоупотребляли и дурных намерений не вынашивали.

Все верно. Время от времени деревенские парни ловят нас, рабынь Турнуса или чьих-то еще, связывают и насилуют прямо в поле — ну, побуянят юные лоботрясы, покуражатся над рабынями. Они же не со зла! Горячие головы, молодая кровь играет, силы хоть отбавляй — ну, побалуются с облаченными в коротенькие туники клеймеными девками с веревками на шее — только и всего. А чего же еще ждать рабыне? Некоторым хозяевам даже нравится, что их рабынь время от времени насилуют — пусть не забывают, кто они. Ничего в этом необычного нет. В деревнях все воспринимают это как нечто само собой разумеющееся и просто не обращают внимания — все, кроме рабынь.. Но это же рабыни! В общем-то это даже на пользу: умиротворяет молодежь, а то ведь иначе их естественная агрессивность может направиться в другое русло, обернуться разрушением. К тому же это помогает юноше почувствовать себя настоящим мужчиной. «Если она тебе нравится, догони и возьми ее, сынок», — такой отеческий совет нередко можно услышать от селян. При мне такое произносилось дважды, хотя меня лично и не касалось. Один нетерпеливый юнец однажды поймал Верров Хвост в ручье и, опрокинув на спину, изнасиловал, как она ни сопротивлялась. Другой молодой сластолюбец как-то зажал Редис у клеток слинов и заставил ублажать себя. Каждый из них добивался своего по-разному. При их приближении я испуганно пряталась. Я знала: теперь они мужчины, а я всего лишь рабыня. Но эти двое в когорту Брена Лурта не входили. То, что сделали сегодня со мной, — совсем другое дело. Это проступок серьезный, преднамеренный. Не какое-нибудь там привычное, заурядное проявление юношеской агрессии, которым нас, рабынь, не удивишь.