Рабыня Изаура
Шрифт:
Ощущая поддержку полиции, Мартиньо посчитал возможным казаться суровым и надменным, поэтому он ответил с невозмутимым хладнокровием:
— Сеньор Алваро, я пришел в этот дом только для того, чтобы именем закона потребовать выдачи беглой рабыни, укрывающейся здесь, а не затем, чтобы выслушивать обвинения, которые вы не имеете права выдвигать против меня. Потрудитесь исполнить то, что предписывает вам закон и диктует здравый смысл, если не хотите, чтобы я воспользовался моим правом…
— Каким правом?!
— Обыскать этот дом и забрать
— Убирайся, жалкий шпион, — с негодованием воскликнул Алваро, не в силах больше сдерживать свой гнев. — Прочь с моих глаз, если не хочешь дорого заплатить за свою наглость!
— Сеньор Алваро!.. Подумайте, что вы делаете!
Доктор Жералдо, понимавший всю опрометчивость поведения своего друга, до этого момента из осторожности сохранявший молчание, увидев, что гнев и безрассудство Алваро переходят всякие границы, посчитал своим долгом вмешаться. Приблизившись к нему, он взял его за руку и тихо сказал:
— Что ты делаешь, Алваро? Разве ты не понимаешь, что излишней горячностью ты можешь скомпрометировать себя и лишь осложнить положение Изауры? Осторожнее, друг мой.
— Но… что мне делать? Скажи.
— Выдать ее.
— Никогда! — с отчаянием воскликнул Алваро.
Несколько мгновений все хранили молчание. Казалось, Алваро размышлял.
— Я вспомнил одно средство, — шепнул он Жералдо. — Попробую его.
И, не дожидаясь ответа, подошел к Мартиньо.
— Я убежден, сеньор Мартиньо, — тихо сказал ему Алваро, отводя его в сторону, — что вознаграждение в пять тысяч рейсов является основным мотивом, заставляющим вас действовать таким образом против несчастной, ничем вас не обидевшей женщины. Я понимаю, что вы не можете пренебрегать такой скромной суммой. Но если пожелаете полностью отказаться от этого предприятия и оставить в покое эту рабыню, я дам вам вдвое больше.
— Вдвое!.. Десять тысяч рейсов! — воскликнул Мартиньо, округлив глаза.
— Именно. Десять тысяч рейсов и уже сегодня.
— Но, сеньор Алваро, я уже дал слово хозяину рабыни и предпринял некоторые шаги с целью, чтобы…
— Не имеет значения! Скажите, что она снова убежала или найдите себе другое какое-нибудь оправдание…
— Как, когда общеизвестно, что она находится во власти вашей милости?..
— Ну… как хотите, сеньор Мартиньо. Чтобы такой энергичный и смышленый человек, как вы, спасовал бы перед таким пустяком!..
— Решено, — сказал Мартиньо, подумав минуту. — Раз уж ваша милость так интересуется рабыней, не хочу больше огорчать вас этим делом, которое, сказать вам по правде, внушает мне отвращение. Принимаю предложение.
— Спасибо. Вы окажете мне большую услугу.
— Но как я должен поступить, чтобы выпутаться из этого?..
— Подумайте. У вас богатое воображение, и оно должно подсказать вам, каким образом легче выйти сухим из воды.
Мартиньо задумчиво стоял несколько мгновений, грызя ногти и внимательно изучая пол. Наконец, подняв голову и поднеся ко лбу указательный палец,
— Нашел! Сказать, что рабыня снова исчезла — это неубедительно, к тому же может скомпрометировать вас, сеньор, так как вы поручитель. Скажу, что внимательнее расследовав это дело, я убедился, что девушка, находящаяся под вашим покровительством, не та рабыня, о которой говорится в объявлении.
— Неплохо придумано… Но случай получил такую огласку!
— Неважно! Вы припоминаете примету в виде ожога над правой грудью, что упоминалась в объявлении? Я скажу, что эта весьма характерная примета не обнаружена, вот и все. Еще я добавлю, что девушка, опекаемая вами, при дневном свете выглядит совершенно иначе, чем ночью, и не похожа на красавицу, описанную в объявлении, и что вместо двадцати лет ей все тридцать с лишним, почти сорок, и что вся эта молодость и красота достигнуты посредством румян. А при мерцающем свете люстр и канделябров легко обмануться…
— Вы весьма изобретательны, — заметил Алваро, улыбаясь, — но те, кто ее видел, конечно, не поверят вам. Впрочем, остается еще один момент, сеньор Мартиньо, — признание, сделанное ею публично. Из этого будет трудно выпутаться.
— Что же трудного! Сошлемся на то, что она подвержена припадкам истерии и неврастении.
— Браво, сеньор Мартиньо, я полностью доверяю вашей сообразительности и предприимчивости. А дальше?
— А дальше я сообщу все это начальнику полиции, заявив ему, что не имею больше никакого отношения к этому делу, и передам полномочия какому-нибудь следователю или лесному капитану, который пожелает заняться этим расследованием. Одновременно напишу владельцу рабыни, сообщив ему о моей ошибке, в результате чего он, наверняка, перестанет искать ее здесь и нацелит свой интерес на другие штаты. Как вы находите мой план?
— Великолепно. Так не будем терять времени, сеньор Мартиньо.
— Я ухожу, и не более чем через два часа вернусь сюда, чтобы доложить вам о результатах моих действий.
— Нет, я не могу здесь долго задерживаться. Жду вас у себя дома, там и получите обещанную вам сумму.
— Можете идти, — сказал Мартиньо судебному исполнителю и полицейским, стоявшим у калитки сада. — Нет больше необходимости в вашем присутствии! Нет сомнения, — продолжал он про себя, — ставки удваиваются, как в ландскнэ. Эта рабыня — золотая жила и, как мне кажется, еще не иссякшая, — и он удалился, удовлетворенно потирая руки.
— Ну, что же ты ему предложил, дорогой Алваро? — спросил Жералдо, едва Мартиньо вышел из комнаты.
— Деньги, — ответил Алваро, — мое предложение привело к желаемому результату, и даже большему, чем я ожидал.
Алваро вкратце рассказал своему другу о сделке, заключенной с Мартиньо.
— Какой презренный и подлый тип этот Мартиньо! — воскликнул Жералдо. — Можно ли ему доверять? И ты думаешь, Алваро, что, поступив таким образом, ты добился успеха?