Рациональность, Наука, Культура
Шрифт:
"Я нахожу идею обращения к социологии или психологии удивительной, заявил Поппер.
– Я нахожу ее разочаровывающей, поскольку она показывает, что все, что я ранее возразил против социологизирующих и психологизирующих тенденций и путей, особенно в истории, было напрасным"25.
Это драматическое признание вызвано различием попперовского и куновского образов науки, за которым стояло различие мировоззренческих установок, различием отношения к культурным идеалам эпохи.
Идеал науки Поппера тесно связан с его представлением об идеале общественном. "Открытое общество" - это такое общество, которое потому и "открыто", что в его основу положены универсальная Рациональность,
Образ науки, предлагаемый Куном - это сознательный отход от классического рационализма, попытка уместить рациональность в ряду человеческих пристрастий и особенностей конкретных культурных эпох.
Человеческая разумность, по Попперу, - это только более или менее "правдоподобное" отображение "истинной рациональности", обладающей самостоятельным и самоценным бытием. Успешность человеческих, в том числе познавательных, действий, находится в прямой зависимости от степени "правдоподобности" этого отображения. Человеческая разумность, по Куну, это то, что принадлежит человеку и изменяется вместе с ним.
Так или иначе, но куновская концепция научной рациональности была оценена современниками как релятивистская26, и, по-видимому, нет оснований изменять эту оценку сегодня.
4. И. Лакатос: компромисс между теорией научной рациональности и историей науки.
Философия науки К. Поппера, поставившая проблематику развития научного знания в центр внимания, столкнулась с необходимостью соотнесения своих выводов с реальной практикой научного исследования в ее историческом развитии. Вскоре обнаружилось, что методологическая концепция, требующая немедленного отбрасывания теорий, если эти теории сталкиваются с опытными опровержениями, не соответствует тому, что происходит и происходило в науке. Ученик и критик К. Поппера И.Лакатос показал это на простом примере, взятом из истории астрономии. В упрощенном виде этот пример можно изложить следующим образом.
Некий астроном, пользуясь механикой Ньютона вместе с законом всемирного тяготения, строго вычислил траекторию незадолго до этого обнаруженного небесного тела - малой планеты Р. Однако наблюдения показали, что реальная траектория Р отличается от вычисленной. Если бы ученые действовали в строгом соответствии с требованиями "догматического фальсификационизма", им следовало бы немедленно отбросить ньютоновскую теорию и заняться поисками другой, согласующейся с фактами, теории. На самом деле все происходит иначе. Выдвигается предположение, что должна существовать еще неизвестная (никогда не наблюдавшаяся) планета Р', притяжение которой и является причиной отклонения планеты Р от вычисленной траектории. Согласно теории, производятся вычисления массы, орбиты и других характеристик этой гипотетической планеты. Астрономы начинают поиск.
Но никакие, даже самые мощные, телескопы не обнаруживают планету Р' там, где она "должна быть" по расчетам. Изготавливается еще более мощный телескоп, но и он не помогает. Но ученые и не помышляют об отбрасывании ньютоновской механики. Вместо этого они выдвигают новую гипотезу: планета Р' существует, но ее не видно, ибо она скрыта облаком космической пыли. Начинается кропотливая работа по вычислению размеров и координат этого облака. После этого изыскиваются самые новейшие технические средства, которые могли бы обнаружить это облако (например, строится и запускается на орбиту искусственный спутник Земли, вооруженный хитроумнейшими приборами).
Но и это не помогает. Казалось бы, пора уже отбрасывать теорию гравитации Ньютона, но не тут-то было. Выдвигается новая гипотеза: в данном районе вселенной существует некое магнитное поле, из-за которого приборы не
Но, как показывает Лакатос, речь идет не просто о поведении ученых. В самом деле, почему в споре теории с противоречащим ей наблюдением наблюдение имеет решающее преимущество? Возьмем простой пример. Пусть высказывание "Все лебеди белые" признано истинным не потому, что кому-то удалось наблюдать всех лебедей на свете (в том числе и давно исчезнувших) и убедиться в их белизне, а потому, что согласно некой теории, свойство "быть лебедем" необходимо связано с белизной. Тогда наблюдение черного лебедя не опровергает эту теорию: птицу, похожую на лебедя, но черную, просто не будут называть лебедем. Но ведь точно такое же рассуждение можно провести относительно любых научных теорий! И тогда мы придем к парадоксальному выводу: никакая научная теория принципиально не опровержима, то есть - в соответствии с попперовским критерием научной рациональности (критерием фальсифицируемости) - не является научной! Разумеется, это свидетельствует о непригодности методологической концепции.
Как придать фальсификационизму непротиворечивый методологический статус? К. Поппер выходил из затруднения, предлагая признак, по которому можно отличить научную теорию от "не-научной" или "метафизической" теории: научная теория опровергается только такими фактами, которые сформулированы в языке "эмпирического базиса" этой теории. Если применить этот критерий к теории "Все лебеди белые", получается, что цвет птицы должен быть отнесен к ее эмпирическому базису (а не включаться в число теоретических посылок); тогда, действительно, наблюдение черного лебедя доказывает ложность этой теории, которая должна быть, вследствие этого, отброшена. Но если с теорией "лебединости" это не так уж трудно, то с другими теориями, например, такими, которые лежат в основе научной картины мира, дело обстоит совсем иначе.
Почему все-таки приверженцы ньютоновской небесной механики так упорно не желали расстаться со своей теорией, нарушая при этом требования методологической концепции? Если считать, что методология науки есть теория научной рациональности, то получается, что ученые, действующие так, как было описано в примере с планетами, действовали нерационально! Но, может быть, все наоборот: ученые поступали как раз рационально, но попперовская методология не является достаточной теорией научной рациональности?
И. Лакатос попытался так уточнить и улучшить методологическую концепцию К. Поппера, чтобы она в максимальной степени приближалась к реальной истории науки, но при этом оставалась именно теорией научной рациональности, то есть такой теорией, с помощью которой можно было бы подвергнуть историю науки "рациональной реконструкции" - выяснить, в какой степени историческое развитие научного знания отвечает требованиям рациональной методологии.
Это привело к разработке "утонченного фальсификационизма" или, как чаще называют концепцию И. Лакатоса, методологии научно-исследовательских программ.