Ради единого слова

Аграновский Валерий Абрамович

Концепция поможет быть «зрячим» в командировке. Собирая «под» нее материал, журналист должен ответить на вопросы, которые прежде, при ознакомлении с письмом, ему и в голову не приходили. Например, действительно ли авторитетен комсомол на данном заводе? Чем именно? Какими делами он приобрел влияние на общественную жизнь коллектива? Является ли производным авторитет секретаря от авторитета заводского комсомола? Каким образом прошел в секретари «герой»? Какие изъяны в методике подбора комсомольских кадров сегодня болезненно мстят за то, что вчера их «не замечали»? Секретарь-взяточник – формальный вожак молодежи или действительно лидер? Они совпадают в одном лице? И т. д.

Значит ли это, что наша концепция непорочна и устоит при

любых ветрах, как пирамида Хеопса? Нет, конечно. В принципе, думаю, как тема она устоит: комсомол в самом деле набирает авторитет, зарабатывая равенство и в решении бытовых проблем. Но в данном случае концепция способна и лопнуть. Вариантов ее гибели можно назвать не меньше, чем вариантов устойчивости. Например, если вдруг выяснится, что» герой» не такой уж авторитетный человек, как предполагали, и комсомол на заводе вовсе незнаменит делами и влиянием, а была элементарная взятка по чьему-то наущению, и секретарь по слабости своей исполнял роль передаточной инстанции. Все возможно! Как быть тогда? Есть три выхода из положения. Первый: отказ от факта во имя сохранения темы. Это значит, надо набраться терпения и подождать (или поискать) другой фактический материал, подходящий к нашей концепции. Второй: переход на другую тему и концепцию с использованием данного факта. Перестраиваться следует на месте, и это плохо, но мы сами виноваты, потому что обязаны были, размышляя над фактом, предусмотреть несколько вариантов тем и концепций. Третий: остаться с выработанной концепцией, хотя фактический материал «не лезет» в ее рамки. В этом случае, столкнувшись с «мешающими деталями», не избегать их, а так и писать: я, мол, думал, что комсомол на заводе вырос, приобрел влияние и случившееся – издержка роста, и тогда перед нами встала бы проблема подбора кадров. Однако фактическая ситуация оказалась иной, но это не должно помешать нам сделать выводы, к которым мы подготовились, продумывая нашу концепцию.

Подведем итог. У нашей концепции, конечно, могут найтись оппоненты, но я не готов спорить с ними, потому что ставил перед собой совсем иную задачу: продемонстрировать ход мыслей журналиста, размышляющего над фактом, показать трансформацию факта в тему и механизм создания концепции. При этом, чтобы не затягивать разговор, ограничился собственной интуицией, которая может оказаться либо ошибочной, либо недостаточной для решения вопроса по сути. В действительности, если бы мне пришлось заниматься этим делом, я бы прежде всего посоветовался со знающими людьми, посмотрел бы выводы социологов Горьковского политехнического института, которые исследовали в свое время проблему формального и неформального лидерства, нашел бы специальную литературу, как-то трактующую вопрос о комсомольском авторитете и влиянии на общественную жизнь страны, короче говоря, набрался бы знаний, а затем либо отказался от концепции, либо упрочил ее настолько, что был бы готов ввязаться в спор с оппонентами. Однако разговор касается методологии журналистской работы, и потому не будем отвлекаться.

Варианты

«Прошу вас разобрать мое заявление по существу закона, написал в редакцию старший лейтенант милиции М-дов, житель одного из городов средней полосы. – Мною выявлены грубые нарушения учебного заведения района, которые не соответствуют правилам воспитания подростков, в частности…» И далее М-дов сообщает правилам воспитания подростков, в частности…» И далее М-дов сообщает, что директора нескольких школ города перевели в вечерние школы несовершеннолетних детей, что, естественно, незаконно. Кроме того, в письме сообщается, что в районе совершенно бездействует «базарком», то есть базарная комиссия, из-за чего происходят нарушения правил торговли, совершаются хищения на стекольном заводе и ведется слабая воспитательная работа с молодежью.

Затем автор в нескольких словах рассказывает о себе: «Работаю участковым уполномоченным, являюсь отличником милиции,

награжден двумя почетными грамотами, радиоприемником «Нева», фотоаппаратом ФЭД-3 и два раза денежной премией, никаких взысканий не имею за все 24 года и 3 месяца службы в МВД СССР». И наконец, квинтэссенция письма: «Обо всех нарушениях я докладывал руководству, но тов. П-ров вызвал меня к себе и вместо того, чтобы принять меры и реагировать, стал угрожать: «Кто вы такой, зачем вмешиваетесь?!» На основании изложенного тов. П-ров шантажирует меня и хочет избавиться. А на моем участке проживает 18 тыс. населения, работает более 50 тыс. рабочих, имеются школы, профтехучилища, больницы, фабрики и заводы».

Таково письмо, прямо скажу, безрадостное. Оно в наших руках, надо «реагировать». Так что же, в путь? Да, в путь по вариантам концепций и поворотов тем.

Вариант первый. Может возникнуть замысел написать о педагогической беспомощности учителей, в результате которой они вынуждены переводить несовершеннолетних учеников в вечерние школы, не умея с ними справиться и сознательно идя на обман с их трудоустройством (работа – непременное условие учебы в «вечерке»).

Если из письма М-дова выделить именно эту тему, то необходимо получить ответы на следующие вопросы:

Почему беспомощны педагоги? Это результат их конкретной профессиональной непригодности? Или особенной запущенности детей? Или следствие «процентомании», пока еще торжествующей в наших школах? Или причина в слабости педагогической науки вообще? Какой тип педагога способен сознательно идти на нарушения положения о трудоустройстве несовершеннолетних, не считаясь с нравственными издержками явления, отражающимися и на детях, и на взрослых? Впрочем, может быть, само избавление школы от трудновоспитуемых подростков справедливо, только делать это надо без обмана, на законных основаниях и т. д.

Возможен такой подход к письму М-дова? Да. Но есть несколько «против», в которых следует разобраться.

Во-первых, автор письма оказывается как бы за пределами проблемы, он не нужен журналисту, не интересен ему и «вылетает» из будущего материала. Стало быть, М-дов превращается в человека, давшего адрес, – и это не вполне этично по отношению к человеку, который просит от газеты защиты.

Во-вторых, тема, связанная с педагогической беспомощностью подобных учителей, не нова. Следовательно, надо основательно подумать, актуальна ли она именно сегодня. И наконец, стоит ли за нее браться, опираясь на факты сообщенные М-довым? То есть адрес-то есть, а писать нужно ли? Не рано?

Обращаю внимание на то, что сама прикидка возможности газетного выступления уже есть процесс выработки концепции, ее «нулевой цикл», ее первый этап.

Итак, не рано ли писать? Сам факт перевода детей в вечерние школы, возможно, и результат профессиональной беспомощности педагогов. Но у этой беспомощности могут быть объективные причины. Например, массовость в подготовке учителей отражается на их педагогическом уровне, что иногда усугубляется недостаточно квалифицированным преподаванием в вузе. Кроме того, в школах пока еще нет четкой программы воспитания, недостаточно внедряются в практику идеи Сухомлинского, Шаталова, Иванова и других педагогов.

Короче говоря, не угробим ли мы тему, взяв ее не с того конца – не с причины, а со следствия? А если уж браться, то надо обнажать всю проблему, главные «хранители» которой не две или три провинциальные школы, а Академия педагогических наук, Министерство просвещения и соответствующие научно-исследовательские институты. Факт, сообщенный в письме, – всего лишь иллюстрация, и пока довольно туманная, не характерная, излишне «периферийная». Возможно, факт надо сохранить на всякий случай, проверив его с помощью элементарного телефонного звонка или «попутно», но специально ехать в командировку только во имя проверки нет смысла, тем более что мы теряем на этом «повороте темы» автора письма М-дова.