Ради милости короля
Шрифт:
– Король обложил шерсть налогом, так что на это есть деньги, – поморщился Роджер.
Налоги были больной темой.
– А когда его достроят?
– О, еще не скоро, – покачал головой Роджер. – Наверное, ты успеешь вырасти и завести собственных детей. Подобные предприятия требуют много времени и немалых усилий.
– Но старый мост может упасть раньше, – наморщил нос Гуго.
– Его будут ремонтировать, пока не достроят новый.
Прибыла баржа с грузом вяза и еще одна с бочками дегтя. Отец и сын понаблюдали какое-то время, а затем Роджер дал знак Гуго, и они повернули домой. От пристани
Де Коулчерч скривился. У него было мрачное лицо с глубокими морщинами на щеках и в висках у глаз.
– В настоящий момент, милорд Биго, несомненно, но только потому, что погода благоприятствует и приливы невысоки. Когда придут настоящие зимние бури, работа замедлится. Кроме того, придется чинить старый мост, и остается только молиться, чтобы высокий прилив не смыл все результаты наших трудов.
– Конечно. – Зная, чего от него ждут, Роджер отстегнул от пояса кожаный мешочек и протянул священнику. – На ускорение работ.
– Милорд, вы очень щедры, – грациозно склонил голову де Коулчерч. – Ваш дар как нельзя кстати. Кто знает, сколь долго налоги на шерсть будут питать строительство теперь, когда Иерусалим оказался в руках язычников. Все деньги пойдут на Крестовый поход.
У Роджера глаза полезли на лоб.
– Иерусалим пал?
– Вы не знали, милорд? – мрачно посмотрел на него де Коулчерч.
– Нет, не знал, – покачал головой Роджер. – Я слышал, что армия короля Иерусалима потерпела серьезное поражение, но не знал, что Святой город захвачен. – Он перекрестился.
– Я услышал новость сегодня утром от венецианского купца. Город был осажден и не мог сопротивляться сарацинам, ведь половина защитников погибла в пустыне. Возвращение Иерусалима потребует больших усилий и огромных денег. – Де Коулчерч взглянул на кошелек. – Что такое мост по сравнению со спасением города, в котором находится гробница Христа?
Роджер в задумчивости ехал домой на Фрайди-стрит. Гуго засыпал его вопросами, на которые он отвечал рассеянно. Два года назад патриарх Иерусалима проделал долгий путь до Англии, чтобы предложить королю Генриху трон Иерусалима. Патриарх рассказал, что молодой король Иерусалима – прокаженный и долго не проживет. Им нужен лидер, кто-то авторитетный, чтобы преуспеть. Генрих созвал большой совет и спросил мнение всех своих епископов и землевладельцев. Следует ли ему оставить Англию сыновьям и принять трон Иерусалима, как некогда поступил его дед? Советники отговорили его. Циники утверждали, что Генрих созвал совет, дабы предъявить отказ, в котором нельзя обвинить лично его. Люди, менее уставшие от жизни, полагали, что Генрих выказал должную осторожность в принятии решений и похвальную естественную осмотрительность.
Теперь не избежать нового Крестового похода. На него будут брошены все усилия и ресурсы, как сказал де Коулчерч… а значит, не исключены и новые возможности. Разбирая дела в суде, Роджер понял, что необходимо рассматривать
Гундреда наблюдала, как ее старший сын, словно дикий вепрь в тесной клетке, расхаживает по комнате. В подобные минуты он неприятно напоминал своего отца. Та же агрессивность, та же глубокая складка между бровями.
– Зачем вам становиться крестоносцем? – спросила она.
– Это лучше, чем сидеть здесь и ничего не делать! – рявкнул он. – Я хотя бы смогу подобраться к королю ближе, чем способны устроить вы и моя так называемая родня.
Гуон бросил пренебрежительный взгляд на отчима, который сидел у огня и изучал пергаменты, время от времени вытягивая их перед собой и щурясь.
– На это нужно время и терпение, – возразил Роджер де Гланвиль. – Роджер Биго не ближе к исполнению своих желаний, чем мы.
– И это должно послужить утешением? – Гуон пнул подвернувшийся стул и отломал ему ножку.
– Нет, – ответил отчим. – Вовсе нет, но дела обстоят именно так. Если вы станете крестоносцем, это никак не повлияет на решение короля относительно вашего наследства. Он может выказывать Роджеру Биго благосклонность, но не более. Я знаю из надежных источников, что ваш единокровный брат предложил королю тысячу марок серебра за возвращение графства и трети доходов с него.
– Откуда вам об этом известно? – повернулась к мужу Гундреда.
– Не помню, – небрежно произнес он, тем самым давая понять, что у него повсюду шпионы. – Король сказал, что подумает, но велел для начала утроить сумму.
Губы Гундреды довольно скривились.
– Так негодяю и надо! – прорычал Гуон.
– Король не жесток, – добавил его отчим, – а всего лишь рассудителен. Он знает, сколько денег в сундуках у Роджера де Биго. Король также знает, что такое треть доходов с графства. – Он хитро посмотрел на Гуона. – Его величество поклялся освободить Иерусалим, но, если он исполнит обещание, я сожгу свой пергамент и перья. Генрих никуда не поедет.
– Но Ричард поклялся, и он поедет! – страстно возразил Гуон. – Он наследник своего отца. Если я попадусь ему на глаза, он отнесется ко мне с благосклонностью.
Гундреда наблюдала за сыном и чувствовала его досаду. Ее тоже бесило то, как медленно все продвигается, ведь, несмотря на уверения мужа, Роджер купается в лучах благосклонности, а они прозябают в тени. Родственная связь с юстициарием через отчима Гуона принесла им определенное влияние, но недостаточное. Роджер поступил весьма умно, женившись на бывшей, но все еще милой сердцу Генриха любовнице и матери королевского сына.
– Сын мой, путь в Иерусалим еще не гарантирует успеха и к тому же опасен, – произнесла она.
– Это лучше, чем торчать здесь, как крестьянин, страдающий запором. По крайней мере, я займусь делом. У вас есть Уилл на случай, если со мной что-нибудь случится. – Он бросил беглый взгляд на младшего брата, который сидел у огня и тыкал в пламя веточкой. – Сейчас я растрачиваю жизнь впустую.
Гундреда, покачав головой, посмотрела на мужа в поисках поддержки. В своей обычной методичной манере он сложил пергаменты, так что ни один край не выбивался из стопки.