Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
Еще никому в мире не удавалось проникнуть во владения морского бога Нептуна. А мы, советские люди, свершим небывалый подвиг. Мы завоюем морские недра и отдадим их сокровища освобожденному народу.
Я уверен, что прославленный бакинский пролетариат не дрогнет перед морской стихией и мужественно поборется с ней!
Мы засыпем Биби-Эйбатскую бухту и построим здесь промысел Ильича. Это будет наш весомый вклад в построение социализма.
Вперед, друзья! Вперед, на славный подвиг!
Музыканты заиграли марш.
—
Тридцатого декабря 1922 года. Москва, ожившая, залечившая раны войны, наполненная шумом и гомоном новой жизни.
Большой театр отоплен, освещен электрическими огнями огромной люстры и множеством плафонов. Он переполнен делегатами Первого Всесоюзного съезда Советов, съехавшимися со всех концов страны.
В зале воодушевление, радость, торжество. Делегаты собрались, чтобы утвердить Декларацию об образовании Союза ССР.
Киров приехал с делегацией Закавказской республики вместе с Орджоникидзе, Наримановым, Мясниковым, Мусабековым.
Огромный многоярусный зал сверкал огнями и бронзой. Слышался многоязыкий говор. И когда в президиуме объявили, что слово предоставляется Кирову, он вышел на трибуну с волнением. Но это волнение было от радости, и он, быстро овладев собой, заговорил о трудовых подвигах бакинцев.
Его слушали с интересом.
— Я думаю, что сегодняшний день должен быть ознаменован особенно. Я предлагаю воздвигнуть в Москве величественный дворец, как символ грядущего торжества коммунизма!
Его слова потонули в гуле аплодисментов...
В этот день съезд образовал Союз Советских Социалистических Республик. Киров был избран членом ЦИК — высшего органа государственной власти.
На засыпанном участке Биби-Эйбатской бухты бурение началось еще недели за две до отъезда Кирова. Грунт был нетвердый, и буровая работала успешно. Серебровский, поставив сюда лучшую бригаду, надеялся, что она быстро доберется до нефтеносного горизонта. От успеха этой буровой зависели работы по засыпке бухты, с ней связывалось все будущее Биби-Эйбата.
Он сам ежедневно приезжал на буровую, справлялся, как идут дела.
Прошли больше двухсот метров, а признаков нефти не было видно. Неужели «сухая»? Этот вопрос волновал всякого, кто был связан с закладкой первой разведочной на Биби-Эйбате.
Серебровский как-то зашел к Баринову.
— Шуму мы наделали много с этой бухтой. Киров даже в Москве на съезде говорил о будущем нового промысла. А нефти-то нет. Потоцкий, видимо, от расстройства заболел, пятый день не приезжает... Что будем делать?
— Да, дела плохие.
— Может быть, бросить бурить? Перейти поближе к морю? Ведь не сегодня-завтра Киров приедет — что будем говорить?
— Нет, Александр Павлович, бросать нельзя. На Солдатском ведь тоже не сразу далась нефть. Она любит поиграть в жмурки с бурильщиками. А здесь, в бухте, вообще потемки. Ведь бурим морское дно.
— Ладно, поезжай к бурильщикам, подбодри их, скажи, чтобы продолжали работы.
Серебровский ушел к себе и долго ходил по кабинету, никого не принимая. Его мучили сомнения, и он не раз спрашивал себя: «Не проявили ли мы легкомыслия, доверившись доводам слепого инженера?..»
За этими раздумьями и застал его звонок Кирова.
— А, Сергей Миронович... С приездом! А мы вас ждем с нетерпением.
— Что-нибудь случилось? — с тревогой спросил Киров.
— Нет, ничего... Просто соскучились.
Киров почувствовал неладное и прямо спросил:
— Что в бухте?
— Пока бурим. Активных признаков нефти еще не видно.
— Сколько прошли?
— Триста с небольшим.
— И нет признаков? — с волнением в голосе переспросил Киров.
— Пока нет... Правда, я сегодня еще не был в бухте.
— Поезжай, пожалуйста, Александр Павлович и позвони мне. Я немного простудился и пока побуду дома...
Мария Львовна, получив телеграмму еще вчера, встретила мужа пирогами с капустой, которые он очень любил.
Он стал рассказывать о Москве, о съезде и вдруг почувствовал, что его знобит. Принял ванну, напился чаю с медом и, проглотив таблетку аспирина, лег в постель.
— Мария, будет звонить Серебровский. Если что важное — ты разбуди.
— Хорошо, хорошо, Сережа. Обязательно.
Подвинув поближе к кровати лампу, он взял привезенную из Москвы книжечку стихов Есенина. Улегся поудобней, стал читать.
Но скоро книжка соскользнула на пол...
Серебровский позвонил уже поздно вечером.
— Заболел? Спит? Нет, не будите, я позвоню утром.
— А если он спросит, что на буровой? — спросила Мария Львовна.
— Скажите, что без перемен. Что признаков нефти пока не обнаружено...
Около семи утра раздался телефонный звонок, прозвучавший в утренней тишине как сигнал тревоги. Киров поднял телефонную трубку:
— Слушаю. Да, Киров.
— Это я, Серебровский, Сергей Миронович. Извините, что так рано. Радость необыкновенная, потому и звоню.
— Неужели пошла нефть в бухте?
— Пошла. Мощный фонтан! Не знаем, как унять...
— Поздравляю, Александр Павлович... Поздравляю от души. Я сейчас еду...
Он постучал по рычажку и стал звонить в ЦК, чтобы прислали машину.
— Сережа, да ты же больной, — запротестовала жена. — Как можно?
— Ничего, ничего. Я уже поправился. Да такое событие кого угодно на ноги поставит.