Ради тебя одной

Гольман Иосиф Абрамович

– Скажешь? – спросил я его. – Давай, ты же не Мальчиш-Кибальчиш.

И взял его за другую руку.

– Она там, – взвизгнул он, показывая на заднюю комнату.

– Кто?

– Кассета!

– Где?

– Под ванной тайник.

– Ты не мудри, ладно? – попросил я. – Если наврал – вернусь через минуту и сточу вторую руку.

– Она там, – выдохнул он.

Кассета действительно оказалась там. Собственно, это была не кассета, а адаптер, подходящий к любому бытовому видеомагнитофону. В него была вставлена маленькая кассета от видеокамеры.

В дверь уже

ломились чем-то тяжелым, пора было уходить.

– А жаба? – спросил я.

– Все там.

– Расскажи мне про жабу, и я уйду.

– Все там.

Я взял его за здоровую руку.

– Прохоров Анатолий Алексеевич, – неожиданно почти выкрикнул он. – Только лучше тебе этого не знать!

– Прохоров и есть Жаба? – Фамилия мне ничего не говорила, слишком распространенная.

Он кивнул и снова потерял сознание. Несколько секунд я стоял, не в силах уйти, оставив его живым. Но я не псих! Засунув за пояс оружие, прошел в маленькую комнатку, открыл дверцу шкафа. Обнаружил, как и ожидал, еще одну дверцу внутри. Ключ был в замке, как и говорила Алька. Мне снова повезло, иначе пришлось бы ломать дверь.

Я сбежал по лестнице и, не таясь, вышиб большое окно, выходящее на улицу. На звон осколков от освещенного зеленым светом входа в заведение обернулись двое мужчин. Один даже показался мне знакомым. Нехорошо, но теперь уже плевать.

Я забежал за угол и запрыгнул в машину, Вовчик дал газу, и мы кругами, петляя, понеслись подальше от места событий. В укромном, известном только Вовчику, месте остановились. Я вымыл в ручье руки, Вовчик сменил номера. Старые от греха подальше закинули туда, где поглубже. Пусть ищут кому надо.

– Ну что, домой? – спросил Вовчик.

– Ага, – устало ответил я. Обычно после успешного боя наступает эдакий эйфорически-расслабленный релакс. А тут – пустота. И ощущение того, что дело пока не сделано. Пока Жаба квакает, Альке счастья не видать. А значит, и мне.

– Поехали, – сказал я.

И мы поехали. Усталые. Грязные. С рыбалки, как я объясню всем, кому это объяснение может понадобиться.

9. Прохоров, Блондин

Подмосковье

В закрытую стеклянную дверь «Зеленой змеи» безуспешно колотил старший лейтенант милиции, местный участковый. Каждый день он обедал в этом баре, а сейчас вдруг – облом!

На стук наконец вышел бармен, Архипыч.

– Сегодня у нас закрыто, – извиняющимся тоном объяснил он.

– А где ж мне пожрать? – стоял на своем участковый. Только дай волю этим «бизнесам», завтра вообще страх потеряют!

– Сегодня где-нибудь в другом месте, – мягко сказал Архипыч, не желавший ссориться с человеком в погонах.

– Что там у вас произошло? – строго спросил старлей.

– Откуда ж мне знать? – искренне удивился бармен. – Мы люди маленькие.

Он действительно толком ничего не знал. Видел только, как выносили Ваську, секретаря Блондина, причем с завязанной головой. Кто ему вмазал – да так, что повязка слева насквозь промокла, – Виталий Архипович и в самом деле понятия не имел. Но врезали знатно. «Лучше бы Блондину заехали», – подумал бармен.

Против Васьки он ничего не имел, парень был незлой и спокойной. А то, что гомик, так это Виталия Архиповича совсем не трогало, насмотрелся за свою карьеру.

Кстати, пострадал не один Васька, но и двое охранников, стороживших вход на лестницу, ведущую в закрытые апартаменты. Причем их не только шарахнули по «чердаку», но еще и крепко траванули. Вот и все события.

А если бы и больше знал Архипыч, никогда бы менту не рассказал – своя голова дороже. Тем более такому менту, который брата заложит за пару сытных обедов.

Иванников еще раз улыбнулся старлею и закончил:

– Так что извини, сегодня никак не получится.

– Что значит «извини»? – завелся милиционер. – Кто у кого гостит? Это моя территория!

– Если не заткнешься – у тебя будет территория два квадратных метра! – прошипел незаметно подошедший на шум Блондин. Выглядел он, мягко говоря, неважно: цвет лица – как у вывески его заведения, весь подбородок – сплошной синяк, а кисть правой руки основательно перебинтована и заботливо уложена в лангетку. Виталий Архипович мысленно поаплодировал ночному умельцу, а вслух сказал:

– Леонид Сергеевич, я ему все объяснил. Можно мне идти?

– Проваливай, урод! – прошипел Блондин: говорить во весь голос он явно не мог из-за травмы. – А ты, мусор, скандала хочешь? – И, убедившись, что бармен отошел, добавил: – Пленки кому лучше показать: жене или прокурору? Взрослыми-то брезгуешь, все больше детей любишь!

– Да вы что, Леонид Сергеевич, – мгновенно сломался старлей. – Мы же с вами душа в душу…

– Ну так не лезь, когда люди заняты. На тебе полтинник, пойди пожри. – Он протянул скомканную бумажку.

Старлей, не посмев отказаться, взял унизительную подачку и поплелся прочь. Впервые за семь лет их отношений ему убедительно показали, кто он есть. И впервые за семь лет службы у старлея закралось сомнение в безопасности и надежности собственного будущего.

Блондин вернулся в зал и сказал многочисленной охране – здесь сидели и стояли аж шесть человек:

– Пока мы будем общаться, ни одну собаку сюда не пускать.

– Даже если торгинспекция? – спросил туповатый Леха. – А если СЭС или менты?

– Хоть господь бог, – вызверился Блондин. – Я же сказал – никого! Понял?

– Понял, – быстро отрапортовал Леха. Хоть и не было у него ума палаты, но даже он сообразил, что сегодня лучше помалкивать.

Почти сразу же к кафе подъехал шикарный светлый, тюнингованный в «AMG» «Мерседес», с блатными московскими номерами. Старлей тоже увидел машину, но не обратил на нее внимания. А зря. Двигатель – пять литров, но форсированный (особый, понятный только знатокам кайф – на «шестисотых» ездят все, кому не лень, даже лохи позорные, каким-то чудом пролезшие к кормушке, а тюнинговая «пятисотка» – это стиль). Знатоки заметили бы и другое: автомобиль был бронирован, причем не по-детски, против пистолета, а по-настоящему – по четвертому классу. То есть был способен выдержать обстрел из автомата Калашникова, или, по западной классификации, из штурмовой винтовки.