Ради твоей улыбки
Шрифт:
Он вернулся минутой позже.
— Его уже видно, моя дорогая. Еще немного… Вы можете побыть здесь одна? Кучер и лакей останутся с вами, но мне необходимо находиться на берегу. — Кристофер улыбнулся. — Все должны видеть, как я встречаю Николаса и его жену.
Элинор уныло заверила графа, что он может оставить ее, и присела, пытаясь окончательно не впасть в отчаяние. В какой-то момент ей даже показалось, что она не прочь оказаться сейчас в своей мрачной комнате на Дерби-сквер.
Она попробовала вообразить в уме их встречу.
Внезапно дверь распахнулась, и лорд Стейнбридж протянул ей руку:
— Прошу вас, миссис Дилэни.
Уже стоя рядом с ним на трапе, она вдруг поняла, это был не Кристофер, а его брат.
Так вот кто задавал тон и дирижировал представлением! Николас Дилэни. Он играл свою роль превосходно, а его брат только следовал данным им указаниям…
Николас опустил глаза и, поймав неуверенный взгляд Элинор, улыбнулся и легонько сжал ее руку:
— Пойдемте, моя милая. Без сомнения, скоро вы сможете различать нас.
Элинор чувствовала себя марионеткой, которую искусный кукловод дергает за нужную ниточку, и вместе с тем она обнаружила, что изо всех сил старается соответствовать роли, отведенной ей в этом представлении. Она приветствовала своего деверя и сокрушалась по поводу долгого путешествия, хотя никогда в жизни не плавала!
При этом украдкой она изучала братьев. Природа дала им обоим один и тот же матовый оттенок кожи и светло-каштановые волосы. У лорда Стейнбриджа они такими и остались, а у его брата солнце и ветры — одному Богу известно где и когда — превратили их в сверкающее золото. Этот особый оттенок не был заметен в полумраке ее спальни. Карие глаза Николаса Дилэни казались более яркими и чуть-чуть игривыми, тогда как у его брата взгляд был мягкий и задумчивый.
Женский голос неожиданно прервал ее размышления. Низкий сочный голос с едва заметным французским акцентом, придающим речи еще большее очарование.
— Ники! Как… и вы тоже были на этом противном суденышке? Неужели? Как я могла не заметить вас?
Все повернулись, чтобы посмотреть на стройную, элегантно одетую даму без возраста, прекрасно сознающую свою неотразимость. Пухлые, яркие губы сердечком, темно-голубые глаза, полные искристого веселья и тайного обещания. Движения ее тела, даже под кашемировой накидкой, были на удивление грациозны.
Ответная улыбка Николаса была дружеской и спокойной, но Элинор почувствована, как его пальцы на ее запястье напряглись.
— Тереза? Не может быть… Ты тоже была там? — Он махнул рукой в сторону причала. — Если бы я только знал… Извини, ничего не поделаешь, я должен сопровождать мою бедную женушку, которая так настрадалась от морской болезни.
Уловив намек, Элинор покачнулась и слегка прислонилась к нему. Было ли его напряжение адекватным выражением той маленькой хитрости, что они
Но Николас просто прервал поток славословия:
— Моей жене необходимо прилечь. Пойдем, дорогая!
Он был само воплощение заботы, когда вел Элинор по лестнице вверх в их комнаты, по пути нашептывая тихим голосом, что она прекрасно справилась со сценой внизу.
— Не торопитесь с поздравлениями, сэр, мне вовсе не каждый день приходится участвовать в подобном обмане! Мои нервы на пределе.
Она сразу пожалела о столь резких словах, но ее «муж» не проронил ни слова, пока они не вошли в комнату.
— Я вижу, — холодно произнес он, как только дверь за ними захлопнулась, и добавил с укором:
— Лучший способ скрыть обман — постоянно придерживаться его. Любой, услышав ваши слова, проявит любопытство.
Как он смеет делать ей замечания! Казалось, все ее существо подстрекало Элинор вновь вступить в борьбу, но она не могла не признать справедливости упрека. Безусловно, очень важно вести себя так, чтобы их история ни у кого не вызывала вопросов.
С обидным смирением она сказала:
— Прошу меня извинить… мой дорогой Николас.
Губы Дилэни дрогнули, и внезапным свет, вспыхнувший в глубине его глаз, изумил ее.
— Ничего, — сказал он, помогая ей снять плащ. — Вы замерзли. Долго пришлось ждать?
— Нет, совсем нет, — тихо проговорила она, — Мне не холодно. Это все нервы.
Николас провел ее в глубь комнаты и осторожно усадил на стул, а затем, взяв щипцы, нагнулся пошевелить уголья в камине. Пламя разгорелось.
— По крайней мере вы честны. Вы-то чего боитесь?
Она взглянула на него, удивленная его вопросом. Несмотря на всю очевидность, было невозможно представить, что этот мужчина совсем недавно хладнокровно изнасиловал ее.
Просто дикость какая-то!
Его молчание требовало ответа. Итак, чего же она боится?
— Наверное, — медленно начала Элинор, — я боюсь прежде всего непривычности ситуации. Я всегда старалась вести скромную жизнь и не принимать участия в сомнительных авантюрах.
Странный огонек, загоревшийся в его глазах, был тут же усилен пламенем камина.
— С таким братом, как ваш, это почти подвиг. — Николас выпрямился. — У вас есть силы спуститься вниз на обед? Для нас приготовлен отдельный кабинет, а позже нам придемся посетить еще одно место.
«Разумеется, это по поводу свадьбы», — подумала Элинор, поднимаясь. Пугающий момент конфронтации пришел и ушел, но она чувствовала себя обиженной, так и не дождавшись его извинений — какие-то слова сожаления, какие-то признания вины были бы сейчас как нельзя кстати.
Николас остановился в дверях.