Ради жизни на земле (сборник)
Шрифт:
В азарте соревнования мы с комбатом и не заметили, как на берегу озерка, за нашими спинами, собрались «болельщики». В их числе оказались и снайперы, которые пришли на передний край, чтобы ночью отправиться «на охоту». Результат моей стрельбы был неплохим: десятью выстрелами я превратил в осколки семь бутылок. В одну, зеленую с крутыми плечиками, послал три пули, но она как заколдованная продолжала стоять на месте.
Кончив стрелять, я услышал за спиной чей-то смех. Обернулся и увидел Ахмета Ералиева. Он стоял, придерживая на плече ремень своей снайперской винтовки, и добродушно хохотал.
— Не так надо, — сказал Ахмет.
— Ну-ну,
— Покажи, Ахмет. Только не подведи! — подзадоривали солдаты.
Ахмет взял мою «заколдованную» бутылку с крутыми плечиками, отнес на противоположный берег озерка и там укрепил ее в развилке обгрызанного осколками ствола старой ивы. Бутылку он положил на бок, донышком в сторону противника. Отойдя шагов на полсотню, Ахмет вскинул винтовку и выстрелил почти не целясь. Сухо щелкнул выстрел, словно удар кнута. Бутылка осталась на месте. Теперь настала моя очередь смеяться, подковырнуть Ахмета:
— Вот это показал! Называется — снайпер!
Ахмет, однако, был невозмутим. Мне показалось, что он даже обрадовался промаху.
— Не надо смеяться. Смотреть надо.
— А чего смотреть? Вон она бутылка, целехонькая.
— Смотри, пожалуйста.
Я подбежал к иве. Пуля Ахмета прошла через горлышко и вышибла дно…
Припомнив этот эпизод, я отчетливо представил гудящий лес в горах Кавказа, брезентовую палатку сан-роты, в которой лежал замотанный кровавыми бинтами снайпер Иван Остафейчук. Я держу в своей руке большую, мозолистую ладонь шахтера и чувствую, как трудно, как больно говорить ему об оставшихся там, на хребте Котх, в районе штаба, товарищах. «Накрыло всех минометами… Не осталось живого места…»
Мелькнула мысль, что не вернется никогда Ахмет в родной Казахстан, и померкли передо мной краски осеннего пейзажа преображенной степи, которыми я только что любовался.
Потянулись дни ожидания. Ответ пришел недели через две: «В связи с отсутствием в Главном управлении кадров данных о награждении Ералиева А., ваше письмо направляется для проверки по архивным документам».
Значит, я не туда обратился. Надо бы сразу написать и в архив. Пришел и ответ из архива. Хоть через два месяца, но пришел.
За окном кружила белогривая метель. Ветер насвистывал что-то сердитое, резкое. В недобрый час, видать, пришел почтальон. От конверта, а потом и от развернутого листка пахнуло острым холодком.
«В имеющихся на хранении приказах по награждению личного состава 726 стр. полка за 1943 год и в книге учета награжденных этого полка за 1943 г. Ералиев А. не значится.
Документов указанного полка по учету награжденных за 1941—42 гг. на хранении в архиве МО нет».
Нет, я не обиделся: разве виноваты работники архива в том, что не оказалось у них под руками нужных документов? Но почему же их там нет? А впрочем… Ведь не зря говорят: «На войне как на войне». Всякое могло случиться. Машина с документами могла попасть под бомбежку, утонуть во время переправы, сгореть от попадания снаряда. Сколько людей погибло бесследно, а бумаги…
Терпение и настойчивость — этими качествами отличался среди снайперов Ахмет Ералиев. А я написал всего одно письмо и усомнился. О Ералиеве писали в газетах, его фамилия упоминалась в сводке Совинформбюро. Не может быть, чтобы не осталось документов в архиве. Я написал начальнику архивохранилища
Нет надобности перечислять, куда и сколько еще было послано писем, запросов. Важен результат: прошло еще полгода, и я держал в своих руках копию наградного листа Ералиева. Документ пришел в конверте с необычным штемпелем и начинался словами: «По существу вашей просьбы, изложенной в письме в Верховный Совет, сообщаю…»
Нашелся наградной лист! Вот она заветная графа с домашним адресом награжденного: село Баканас Алма-Атинской области. А вот и реляция — краткое описание подвига: сержант, снайпер-истребитель, верный сын казахского народа. В районе обороны батальона у с. Димитровка с 15 февраля по 19 апреля уничтожил 74 немецких оккупанта, в том числе двух наблюдателей и двух корректировщиков огня минометных батарей противника. Несмотря на то, что плохо владеет русским языком, опыт истребления фашистов передает красноармейцам своим личным примером. Достоин правительственной награды — ордена Ленина.
Пробегаю глазами фамилии подписавших реляцию. Командир полка майор Маркиянчик. Помню. Совсем еще молодой, но не по годам серьезный и волевой. Погиб во время отступления под станицей Кущевской. Рассказывали — мина ударила прямо ему под ноги…
Комиссар полка Цибульков. Был намного старше командира, ходил прихрамывая. Встретить его можно было и в солдатской землянке, и в окопе боевого охранения, и в хозяйственном взводе. Часто встречал я его в школе снайперов в Есауловке. Комиссар был тяжело ранен в бою за хребет Котх. Прошит очередью из автомата. Пули прошли через легкие…
А вот и заключение старших начальников — командира дивизии, Героя Советского Союза полковника Петраковского и комиссара Санюка: «Достоин правительственной награды ордена Красного Знамени». Что ж! Может быть, правильно поступило дивизионное начальство: орден Красного Знамени за 74 истребленных фашиста — награда вполне достойная. А вот заключение Военного совета армии. «Достоин правительственной награды медали «За отвагу». Почему только медаль? Несправедливость? А память подсказывает: да ведь здесь же ошибка! Медаль «За отвагу» Ералиев получил на армейском слете снайперов, который проходил в начале года… Командующий армией генерал Камков наградил тогда многих участников слета медалями и приказал по возвращении снайперов в свои полки представить их к орденам. И даже дата подтверждает ошибку: наградной лист составлен 21 апреля, а подпись генерала помечена 17 апреля. На четыре дня раньше. Потому, что медаль уже была вручена и приказ подписан.
Жаль, что так получилось нескладно. Но теперь эту ошибку уже не исправить, ее утвердила война. Будь Ахмет в живых, уверен, что и он не стал бы добиваться ее исправления. Ведь не за награды проливали мы кровь, а за то, чтоб Родина была свободной.
Однако надо сообщить на родину Ахмета. Ведь по найденным документам он числился без вести пропавшим с 14 октября 1942 года. С того самого дня, когда разгорелся бой в расположении штаба. В полку считали, что Ахмет погиб, но раз не был похоронен, в документах поставили «пропал без вести».