Ради жизни на земле (сборник)
Шрифт:
— Брать рейхстаг будем мы. Нам выпал счастливый жребий поставить последнюю точку в этой тяжелой войне.
В день гибели комбата лейтенанта Кошкарбаева принимали в партию. Коммунистов созвали в коротком перерыве между боями, и, глядя в глаза боевым товарищам, испытывая еще не знакомое ему волнение, Рахимжан сказал:
— Клянусь с честью нести высокое звание члена Ленинской партии!
— Лейтенант Кошкарбаев! — крикнули сразу. — К командиру батальона!
Рахимжан бегом спустился в подвал. Новый комбат Давыдов стоял со своим заместителем по политчасти Васильченко
— Есть боевое задание, — обратился комбат к лейтенанту.
— Слушаю! — вытянулся Рахимжан.
— Надо водрузить флаг на рейхстаге. — Давыдов помолчал. — Обстановка — сам видишь: наши залегли у канала. Задание не приказное. Возьмешься добровольцем — молодец! Нет — другого попросим.
— Доверие оправдаю, — сказал Рахимжан.
— Ну смотри, — и Давыдов кивнул замполиту. — Дай ему флаг.
Васильченко протянул алое полотнище и крепко обнял лейтенанта:
— Будь здоров, брат!
— Разведчики пойдут с тобой, — напутствовал Рахимжана Давыдов. — Мы поддержим огнем. Начинай.
— Есть! — Кошкарбаев поправил связку гранат на поясе и, выпрыгнув в окно, скатился вниз, в воронку. Что-то тяжелое упало на него. Пронзительный свист пуль и пощелкивание их о камень наполнили все вокруг.
«Привалило, ранен» — мелькнуло в голове Рахимжана и тотчас он услышал торопливый голос:
— Целы, товарищ лейтенант?
Это молоденький боец Гриша Булатов выпрыгнул за ним из окна и скатился в ту же воронку.
— Сам как? — спросил Рахимжан бойца.
— В порядке. А вот другие не выскочили, не смогли.
Прыгавшие следом разведчики Санкин и Долгих были тяжело ранены. Об этом Кошкарбаев и Булатов узнали после взятия рейхстага, а сейчас лежали они вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, и не могли поднять головы.
Посвист пуль стих.
— Вперед! — сказал Рахимжан, и Булатов бросился за ним к куче щебня. Рванул снаряд. Все заволокло дымом. Скрытые его пеленой, они бежали к будке, которую Кошкарбаев недавно рассматривал из окна в бинокль. Вблизи она вся оказалась изрешеченной осколками, сюда заползли раненые в утренних отбитых атаках. Дырявые стены будки прикрывали их не от огня, а от наблюдения из бойниц рейхстага.
«Нельзя привлекать внимания гитлеровцев к будке», — решил Рахимжан и бросился в вывороченную разрывом яму. С ревом пронеслись над головой штурмовики. Здание рейхстага окуталось гарью: бомбы и пулеметные очереди с самолетов прошили его. От «дома Гиммлера» ударили гвардейские минометы. Им вторили тяжелые гаубицы с того берега Шпрее. В клубах черной копоти над Кенигсплацем терялись огненные искорки трассирующих пуль.
Кошкарбаев и Булатов, кидаясь от одного фонтана взрыва к другому, добежали до канала. Здесь, под мостиком, пережидая ответный огонь из рейхстага, Рахимжан развернул флаг и написал на нем химическим карандашом фамилии — свою, Булатова и номер полка.
— Там, в рейхстаге, сам Гитлер, товарищ лейтенант? — спросил Булатов.
— Все может быть, —
Они, как и все бойцы четырех советских батальонов, штурмующих рейхстаг, не знали, что в этот день, 30 апреля, Гитлер застрелился в бункере имперской канцелярии. Пожалуй, не знали этого и те пять тысяч отборных солдат СС и фольксштурма, что засели в рейхстаге и около него. И моряки из Ростока, которых накануне сбросили сюда на парашютах и которым сам Гитлер давал инструкцию держаться до последнего, уверяя, что это принесет победу, очевидно, тоже не знали, что фюрер уже покинул их. Этим, наверное, и объяснялось то, что гарнизон рейхстага сражался с безумным отчаянием обреченных.
Вскоре после полудня над площадью взвилась зеленая ракета.
— Не нам ли сигнал? — вслух подумал Рахимжан и хлопнул по плечу Булатова:
— Ну, Гриша, к рейхстагу!
Булатов кинулся вперед, Кошкарбаев за ним. Они бежали из последних сил, спотыкаясь о выбоины. Внезапно Булатов остановился, и Рахимжан, налетев на него, обхватил бойца руками.
— Ты чего? — спросил он шепотом.
— Стена, товарищ лейтенант!
Они осторожно двинулись вдоль нее. Рахимжан подтянулся к заложенному кирпичом окну.
— Становись мне на плечи, — приказал он Булатову и подал ему флаг.
Григорий просунул палку в верхнюю щель окна, отвалившийся камень звонко стукнулся об пол.
— Тише ты! — сказал Кошкарбаев.
— Готово, товарищ лейтенант! — чуть ли не крикнул Булатов и соскочил с плеч.
И тут снова взвилась ракета, и они увидели свой флаг: он тяжело свисал из амбразуры рядом с парадным входом рейхстага.
Послышались быстрые шаги многих ног.
«Немцы!» — схватился за пистолет Рахимжан.
Возбужденный бас спросил:
— Кто такие?
— Свои, — радостно закричал Булатов.
— Из батальона Давыдова, — ответил Кошкарбаев. — А вы?
— Мы из батальона Неустроева.
Плотные ряды штурмующих групп один за другим вливались в темное здание рейхстага.
…После войны встретились в Алма-Ате лейтенант Рахимжан Кошкарбаев и старший сержант Илья Сьянов, возглавлявший штурмовую группу батальона Неустроева. Вспомнили площадь перед рейхстагом, последние метры великой войны и бой в самом рейхстаге, который шел еще почти двое суток после того, как на фронтоне его разведчики 756-го полка Егоров и Кантария водрузили Знамя Победы.
Полторы тысячи вооруженных до зубов фашистских солдат в подвалах рейхстага против трехсот советских бойцов, блокировавших выходы! Только 2 мая гарнизон рейхстага капитулировал.
Была еще после войны у Рахимжана Кошкарбаева встреча со Знаменем. Он увидел его, заключенное в толстое стекло, как в кристалл, знакомое простреленное полотнище, сшитое из двух кусков простого русского кумача. Оно высилось под самым куполом Исторического военного музея в Москве, а на полу под ним лежали фашистские знамена и штандарты.