Радио Судьбы
Шрифт:
Он протянул руку, Ваня всхлипнул и отступил на шаг, но Ластычев, напротив, не тронулся с места.
– Папоротник... Цветочек такой. Красивый такой цветочек. Не видели ни разу?
Николай поморщился, от обходчика пахло дешевым табаком и перегаром.
– Папоротник не цветет. Он размножается спорами. Ластычев бросил быстрый взгляд на его протянутую руку и заметил ободранные костяшки пальцев.
– Правда? Не цветет? Удивительно. Значит, и носы тоже сами не бьются?
– Какие носы? – повысил голос Николай. –
– А руку ты небось случайно ушиб. Об дверь туалета, когда чересчур громко пукнул?
Это переходило всякие границы.
– Пошел вон! – прошипел Николай. И обратился к сыну: – Пошли домой, Ваня.
– Ефрейтор, на месте! – скомандовал Дастычев. – В общем, так, дорогой товарищ! Мы с Ваней немного прогуляемся. Помните, как в песне... «Мы на лодочке катались...» А вы помашите нам с берега. В противном случае я буду расценивать вас как неприятельского солдата на оккупированной территории.
Ластычев стал медленно пятиться спиной, оттесняя Ваню к реке.
Голос увидел, что ЦЕЛЬ удаляется. Этого нельзя было допустить. ЦЕЛЬ была опасной. От нее исходила угроза. Голос свился в тугой комок и щелкнул суставчатым хвостом, как укротитель бичом. Николай не задумываясь ринулся вперед – сквозь Ластычева.
Это было ошибкой. Еще одной фатальной ошибкой, которую допустил голос.
Комбат легко уклонился, подсел под руку Николая, слегка выставил вперед ногу и толкнул его в плечо. Николай во весь рост растянулся на траве. Ластычев прыгнул на него сверху, как наездник на лошадь, размахнулся...
В последний момент он успел включить тормоз, поэтому рука (по его представлениям) лишь тихо стукнула Николая в затылок. Впрочем, этого хватило, чтобы тот дернулся и отключился.
В ту же секунду он исчез с радара ГОЛОСА. Пропал. Голос завыл от страха, потому что сейчас он чувствовал себя беззащитным. Открытым.
На мгновение напряженность поля резко скакнула.
Джорджу показалось, будто что-то ударило его по глазам. Мотоцикл дернулся и заглох. Остановившийся двигатель затормозил байк, и, если бы Джордж не успел машинально выжать сцепление, они бы наверняка сделали «уши» – перевернулись через себя.
«Урал» по инерции прокатился еще тридцать метров и замер на обочине. Джордж увидел крупные капли, упавшие на бен зобак. «Кровь!» – промелькнуло в голове. Кровь капала из носа и заливала подбородок. Он сплюнул и утерся рукавом.
– Рита!
Тело девушки обмякло, она больше не держалась за него.
«Господи, как она не упала! Боже мой, она бы раскроила себе череп!»
Джордж быстро поставил байк на подножку и перенес ногу через бензобак.
– Рита! – Он успел вовремя. Тело девушки стало заваливаться набок, и он едва успел подхватить ее. – Рита! Ритонька, что с тобой!
«Как ты ее назвал? – глухо спросил внутренний голос. – Что с тобой
Джордж отмахнулся от него, как от назойливой мухи, обнял девушку и перетащил ее на траву.
– Сейчас, сейчас... – Он открыл кофр и достал последнюю бутылку пива. «Миллер» был уже совсем теплым.
Джордж скрутил крышку, зажал горлышко большим пальцем и взболтал. Затем чуть убрал палец, и из бутылки, как из огнетушителя, брызнула тугая пенная струя – прямо на лицо Риты.
Девушка заморгала, будто просыпаясь... Он просунул руку под шею и приподнял ее голову.
– Попей немножко... Рита с трудом отхлебнула.
– Что это было?
– Что?
– Что-то... Меня что-то ударило по голове.
– Это... Наверное, солнце, дет... Э-э-э... Рита. Это солнечный удар. Тебе надо освежиться. – Он поднял бутылку и стал поливать ей голову.
Рита завизжала, но через мгновение ее визг перешел в громкий смех.
– Что ты делаешь? Что ты делаешь... сумасшедший? – Она закрывалась от него руками, но продолжала смеяться. И Джордж смеялся – как сумасшедший.
– Пробую тебя затушить – как пионерский костер.
– Пионерские костры не так тушат. – Воспоминание из далекого детства было забавным и одновременно – непри личным. Когда вожатый решал, что пора уходить в лагерь, девочки удалялись на безопасное расстояние, а мальчики становились в круг и тушили – подручными, в буквальном смысле этого слова, средствами.
– Черт возьми, я знаю, как это делается... Но мне показалось... Ну, ты помнишь, когда... Там, в лесу... – Он хохотал и не мог остановиться. Хохотал до слез. – Я подумал, что тебе это не понравится.
Рита приложила руку ко лбу, между пальцами стекало пенящееся пиво. Она так смеялась, что разболелась голова.
– Я бы... Я бы... посмотрела на тебя... Если бы я могла... Если бы я могла делать это так же ловко, как ты...
Они сидели на обочине, обнявшись, и хохотали, как помешанные.
– Так, как ты... – повторила Рита, выставила указательный палец и покрутила им в воздухе. От этого жеста Джордж повалился на траву и схватился за живот. Сломанные ребра болели от каждого взрыва хохота, он пробовал остановиться... И не мог.
Стоило им замолчать хотя бы на секунду, они, как по команде, выставляли пальцы и крутили ими. И продолжали хохотать.
Соловьев дернулся так сильно, что ударился затылком о заднюю стойку кабины. Мезенцев выпустил руль из рук и сжал виски. Все перед глазами задрожало и поплыло... Затем последовала яркая вспышка – тугая и ощутимая, как взрывная волна.
– МОЯ-А-А! – заорал он и закусил губу.
Трактор не заглох – в этом достоинство дизеля, стоит его завести, и можно рубить топором все провода и нести аккумуляторы в пункт приема цветного металла.