Радиоактивная война
Шрифт:
– Если не будешь своим языком лишнего молоть – никто тебя не тронет, – серьезно ответил седовласый.
– Ну да, никто, как будто и проститутку с командой гопников никто не подставлял.
– Это мои парни хотели лично убедиться в крутости легендарного Каскадера, – искренне рассмеялся Чумаков. – Хотя я их и предупреждал. Не поверили, дурачки.
– И меня решили внести в сводку местной полиции, – понимающе кивая головой, буркнул сыщик. Давление пистолетного ствола заметно ослабло.
– А чего затягивать, – насмешливо проговорил блондин. – Думали
– Ну, так какое будет твое решение? – нетерпеливо спросил седовласый.
Великодушие из его глаз испарилось бесследно.
– А какое может быть решение, – растягивая слова, начал Кольцов. И перевел взгляд с Чумакова на своего нанимателя. Зубанов еще больше съежился, его лицо приобрело неестественно зеленый цвет. Сейчас холеный и вальяжный барин был в полушаге от позорного обморока. – Выбор может быть только в сторону большего, а миллион – это больше, чем какие-то жалкие тридцать «штук».
– Верное решение, брателло, – теперь грубое лицо тевтонского рыцаря покрыла маска тщеславия. Это была высшая точка эмоциональной расслабленности хищников.
Глеб резко развернулся к блондинчику, его правая рука сдавила кисть, сжимающую пистолет, а кулак левой с утробным хлопком врезался в пах.
Блондина пронзила острая боль, он охнул и стал оседать. Кольцов развернул руку с пистолетом и надавил своим пальцем на указательный палец белокурой бестии. Ствол «макарова» был направлен в лицо Чумакова, который все еще пребывал в состоянии восхищения собой и не успел что-либо предпринять. Выстрел в тесном салоне самолета грянул неожиданно громко. Из куцего ствола вырвался длинный сноп огня, на месте лица седого возникла кровавая маска.
Чумаков еще падал, а Кольцов, продолжая мертвой хваткой сжимать руку блондина с пистолетом, соскользнул с кресла и навел оружие на вскочившего однояйцевого раптора. Тот даже успел наполовину вытащить из-под полы элегантного пиджака свой пистолет, но выстрелить ему не довелось. Следующий выстрел угодил ему точно в солнечное сплетение, сбивая с ног.
К выстрелам Кольцова добавилась новая канонада.
– Бум, бум, бум, – напарник поверженного раптора, сидевший в хвосте, оказался проворнее остальных. Первая пуля пробила спинку кресла рядом с головой Глеба и с визгом унеслась дальше, две другие ударили блондина в спину. Его ноги подкосились, хватка ослабела, живой щит перестал быть живым. Выхватив пистолет из немеющей руки, Кольцов выстрелил. Пуля попала телохранителю в ногу, а когда он со звериным воем рухнул на колени, следующая пуля угодила в центр груди.
Все было кончено. Держа пистолет наизготовку, сыщик поднялся на ноги. Кроме него, живым в салоне оставался Серафим Зубанов, наполовину забившийся
– Верно говорят, мастерство не пропьешь, – вполголоса пробормотал Глеб, потирая у виска горячим после стрельбы пистолетом. Только сейчас он обратил внимание, что держит в руке не обычный «макаров», а его модернизированную модель, где в обойме вместо восьми патронов – двенадцать, стреляющую бронебойными пулями с вольфрамовыми наконечниками. – Солидно, – взвешивая на ладони, уважительно произнес
Кольцов, потом посмотрел на Зубанова. – Серафим Кириллович, вы как, живы?
– Вы отказались от миллиона, – прыгающими губами пробормотал бизнесмен первое, что ему пришло на ум или то, что составляло смысл его жизни.
Глеб криво усмехнулся.
– У русских офицеров испокон века бытовала поговорка «Душу – богу, жизнь – Родине, честь – никому». Меня точно так же учили.
Зубанов не нашелся сразу, что ответить. Вдруг самолет дрогнул, как наскочившая на речной порог лодка, потом натужно заревели двигатели. «Ан» стал сваливаться в штопор.
– Твою мать! – прорычал Кольцов, бросаясь к кабине.
Дверь оказалась не запертой. Летчик, пожилой мужчина в белой форменной рубашке, сидел, навалившись грудью на штурвал. Глеб бросился к пилоту и увидел расплывающееся на спине алое пятно. Пуля, пробившая кресло возле головы Кольцова и не зацепившая Зубанова, пробила перегородку и точно вошла летчику под правую лопатку.
– Ты что, дядя? – Глеб приподнял его. Грудь несчастного была в крови, на губах пузырилась бордовая пена.
– Зацепило, – прохрипел пилот. – Меня насквозь, рацию в щепки. Все, умираю и падаю.
– Да подожди ты, старый черт, умирать, – хрипло произнес сыщик, лихорадочно пытаясь найти выход. – Нужно садиться, саванна, конечно, не бетонная ВПП, но сесть все равно можно. Я тебе помогу. А на земле мы тебя перевяжем, по спутниковому телефону вызовем спасателей. Будем жить, батя.
Надежда на жизнь даже в безнадежной ситуации прибавляет сил. Летчик утробно хрюкнул и, глотая собственную кровь, прохрипел:
– Подсобляй.
Они вдвоем едва смогли вытащить на себя штурвал, выравнивая снижение самолета. «Ан» отчаянно дергался, размахивая из стороны в сторону крыльями. Стоя за спиной летчика, Глеб с ужасом наблюдал, как стремительно приближается бледно-рыжая земля саванны. Это было куда страшнее, чем лететь на пальме вниз головой на брусчатку.
Наконец совместными усилиями им удалось выровнять самолет, пилот дотянулся до тумблеров и защелкал ими, выпуская шасси.
– Все, иди в салон, сейчас будем садиться.
– Понял, батя, все понял, – тихо произнес Глеб, поспешно выбираясь из кабины.
Зубанов сидел на полу все в той же позе, казалось, он окончательно впал в состояние полной прострации. Хлесткая пощечина мгновенно вернула бизнесмена в опасную реальность.
– Серафим Кириллыч, пристегнитесь, голову опустите на колени и прижимайте руками. Все поняли?