Радиоконтакт с потусторонним миром
Шрифт:
Мы встретили Новый год громкими возгласами «На здоровье!» и подняли бокалы с шампанским. На улице звучал хор церковных колоколов, дети оживленно болтали, и тут, пока еще не слышный для нас, вступил мужской хор, проникновенно исполнявший «Мир — мир!». Мы поднимали тосты за наших друзей, за наше здоровье и за Новый 1960 год.
Я подошел к микрофону, чтобы сказать «На здоровье!» моим неизвестным друзьям, но прежде чем я поднял бокал, приятный женский голос опередил меня на пленке, сказав на ломаном шведском: «Федерико такой милый!». Вслед за этим прозвучал мой тост. Когда поздно ночью все стали успокаиваться, заговорил мужчина. Это был голос пожилого человека, звучавший надломлено,
«Мы жили в глубочайшем замешательстве., - начал он по-немецки, — угнетая людей и порабощая их….другие отступили, но не я… поэтому я.».
Последовавшие за этим слова потонули в шуме наших голосов. После короткой паузы мужчина продолжил. Он добавил фразу странного содержания: «Мы жили в ужасном компоте». После этого голос оборвался.
Затем послышался женский голос, сказавший до этого: «Федеричи такой милый». Он насмешливо воскликнул: «Хайль!»
В следующий момент он взволнованно добавил: «.это был Гитлер. ему не стыдно. он был здесь».
Хотя женщина говорила по-немецки, можно было ясно различить еврейский, а именно польско-еврейский акцент.
Перед тем, как пленка закончилась, ее голос зазвучал снова: «Это был Гитлер. он видит тебя!» Она воскликнула это громко и взволнованно, а затем добавила изменившимся голосом: «Я говорю Гитлеру. он любит меня!»
После этого странного заявления «запись голосов призраков» закончилась.
Глава 12
Научное сообщество узнает о феномене. — Без парапсихологии не обойтись. — Я прихожу к выводу, что от ученых ждать нечего.
Голоса неизвестного происхождения, записанные на пленку в присутствии надежных свидетелей, привлекли внимание некоторых членов научного сообщества.
В течение зимы время от времени стали собираться группы заинтересованных слушателей, среди которых был доктор Бьеркхем и другие. Известный шведский ученый, профессор Олендер и секретарь Парапсихологической Ассоциации Ева Х. помогли мне связаться со специалистом по акустике из Высшей технической Школы в Стокгольме (специалист по акустике и физике вибраций). После того, как я продемонстрировал ему несколько примеров со своих пленок, он согласился принять участие в сеансе записи у меня дома.
Специально для этого случая я взял взаймы новый магнитофон, потому что мой уже порядком износился. Присутствовали также доктор Бьеркхем, Ева Х. и несколько друзей.
В этот вечер мне впервые стало ясно, насколько бессмысленны и бесполезны такие публичные демонстрации. Я понял, что нет смысла пытаться убедить в чем — то некоторых экспертов и придавать значение их мнению. Без сомнения, эти господа были хорошо информированы в своей области. Один из моих гостей соорудил электромагнитное «говорящее устройство», которое с помощью электромагнитных волн могло создавать звуки и человеческие голоса на пленке. Этот технический шедевр, без сомнения, представлял собой уникальное решение, стоившее многих лет напряженных и трудных исследований. Именно поэтому никто из этих ученых никогда серьезно не занимался парапсихологическими и парафизическими явлениями. Приверженные методам эмпирической науки, они не интересовались оккультными феноменами, которые вызывали у них подозрение и величайшее недоверие.
Естественно, что оба они демонстрировали сдержанный скептицизм и настороженность по отношению к моим записям. В конце концов, это таинственное явление находилось вне сферы их исследований и компетенции.
Они принесли свои собственные магнитофоны и пленки. Сначала все три магнитофона
Тогда я подумал, насколько трудно, почти безнадежно для этих эмпирических ученых понять без предвзятости и предубеждений что-то совершенно новое, с чем еще никто не встречался. В конце концов, мне тоже стоило нескольких месяцев борьбы, прежде чем я смог преодолеть свой скептицизм.
Большая часть вечера прошла в дискуссии. Те немногие записи, которые мы сделали, не дали результатов.
«Как это все совмещается с гипнозом?», — спросил доктора Бьеркхема кто-то из радиовещательной компании. «Ну, — медленно проговорил он, — об этом вам лучше спросить этих господ, которые отрицают гипноз, ничего о нем не зная».
Здесь я хочу отметить, что из всех ученых, которых я встретил за все эти годы, ни один не может сравниться с доктором Бьеркхемом в скромности и полном отсутствии предвзятости. Я понял тогда, что если специалист по гипнозу N 1 в Швеции вынужден был дать такой саркастический ответ на вопрос ученого, значит, ему лично пришлось столкнуться с бесконечными разочарованиями и непризнанием.
В этот вечер я включил некоторые свои старые записи, в том числе новогоднюю пленку. Когда эти джентльмены услышали голоса, один из них заметил, что надо мной могла подшутить какая-нибудь любительская радиостанция.
«Ну что же, это не исключается, — согласился я, — но в этом случае любители тоже должны были быть медиумами, иначе как бы они угадали момент, когда я включу оборудование?» Положительным результатом этого вечера было то, что я наконец-то понял бесполезность подобных демонстраций в присутствии так называемых экспертов. Для чего мне стараться заинтересовать людей, которые настроены против всего, о чем они не имеют представления? Да и сам я все еще бродил в потемках, и если то тут, то там и усматривал какую-то связь, все равно было еще слишком рано рассказывать это другим, а особенно исследователям из других областей науки.
Глава 13
Испытание терпения. — Лена представляется. — Что это за намеки на радио?
В те дни я часто тихо говорил в микрофон. Я задавал вопросы, а затем, переключив на медленную скорость 9,5 см, пытался выловить из потока звуков ответы на них. Я сохранил все пленки с этими разговорами, потому что такие эксперименты ясно показывают динамику моих контактов. Конечно, они выявляют также и недоразумения и мои собственные неудачи.
Обратной стороной этих попыток контакта были огромные потери времени из — за прослушивания пленки на малой скорости. Например, если на запись на скорости 19 см уходил один час, то при прослушивании на вдвое меньшей скорости время соответственно удваивалось. Если я хотел получить ясную картину некоторых записей, то должен был рассчитывать на 10–12 часов прослушивания, в течение которых мне приходилось запастись терпением.
Шепот уже известного женского голоса, который, между прочим, представился Леной, не всегда можно было легко понять. Было очень интересно и захватывающе следить за ее словами и выражениями, которые она с неутомимым терпением создавала, используя имеющиеся частоты моего голоса и других звуков. Длинные фразы звучали редко. Время от времени ей удавались краткие восклицания и замечания, на других сегментах пленки эти попытки оказывались неудачными.
«Помоги. установи контакт с помощью радио. радио, которое у нас есть. дневные контакты….вечернее радио помогает. помоги моему человеку.». Это были наиболее часто повторяемые фразы, которые я не мог понять правильно.