Радиоконтакт с потусторонним миром
Шрифт:
Первая зима, проведенная за городом, оказалась необычно мягкой и короткой. Снег начал таять уже в феврале, а первые анемоны зацвели в начале апреля. Ясная погода выманила нашего друга-садовода Гуго за город. Он сразу же приступил к работе со своей обычной страстью, начал приводить в порядок теплицы, даже посеял в открытом грунте салат, хотя земля была еще мерзлой в глубине.
Моя жена Моника возила детей в школу в город на машине, а я готовил обед. Честно говоря, это занятие доставляло мне удовольствие, потому что я никогда не пользовался специальными рецептами, а любил экспериментировать и комбинировал ингредиенты, как мне хотелось.
Кстати, Гуго считал, что мои духовные контакты важнее, чем сеансы записи.
Взгляд на жизнь у Гуго был основан на философии последователей Будды и учении Кришнамурти. В то же самое время он с живым интересом следил за событиями в Советском Союзе. Он даже верил в то, что великое обновление «западного мира» произойдет благодаря вкладу славянских народов. Гуго не знал, произойдет ли это обновление благодаря коммунистической идеологии или какому-то неизвестному духовному и социальному синтезу. Тем не менее, он надеялся на лучшее в человеке и на победу интеллектуального социализма. И все же в последние годы Гуго начал менять свой образ мышления, без сомнения благодаря моему спиритическому опыту. Однако меня огорчало то, что Гуго не проявлял большого интереса к моим записям.
Несмотря на свой ум и открытость, Гуго не понял значимости моста в иной мир, созданного на фундаменте физической науки. Умершие, напротив, часто говорили о Гуго на пленках. Несколько раз они выражали озабоченность его здоровьем. Он страдал люмбаго, что очень мешало ему работать в саду. Он демонстративно отмахивался от всех симптомов болезни, он был очень суров к себе. Он заставлял свой инстинкт не отвечать на физические потребности, и только когда болезнь загоняла его в постель, он ворчал и с нежеланием сдавался.
Этой весной я получил очень странное сообщение. Я получил его в форме символической презентации, в которой мне пытались передать личное известие, используя песню, короткие высказывания и восклицания.
Пел прекрасный женский голос, который мог принадлежать Грейс Мур или Лине Кавальери. В конце передачи было упомянуто имя подруги юности моей сестры, с которой я тоже дружил.
Нашу знакомую звали Ольга З., и хотя она вышла замуж, а затем развелась, мы обращались к ней по ее девичьей фамилии. Я не видел Ольгу 23 года, связь оборвалась с началом Второй мировой войны. Благодаря случайному стечению обстоятельств моя сестра узнала адрес Ольги. В итоге Ольга навестила нас в Нисунде в июне, и когда уезжала, взяла с собой мой напечатанный манускрипт.
Тем временем новые передачи прибывали. Очаровательное сопрано с мягким и теплым тембром исполняло венгерскую песню на немецком, русском, шведском и венгерском языках. Ее пение сопровождал другой высокий женский голос, звучавший как будто бы издалека и тоже на смеси языков. Эта женщина говорила о деятельности Гитлера на другой стороне и ясно упоминала мое имя и Мелархойден. В конце к ним присоединился довольно неуклюжий мужской голос, громко спевший: «Бабанзев очень любит Мелархойден!», и я сразу же узнал голос русского белогвардейского офицера, который женился на моей двоюродной сестре в Эстонии, а потом погиб как немецкий офицер на Восточном фронте в самом конце войны.
В июне мы услышали на пленке голос нашего старого знакомого. Это был Пауль Котцик, работавший массажистом
Котцик был великолепным специалистом по массажу, обладал отличным здоровьем и мог круглый год ходить без пальто и шляпы. У него всегда было наготове свежая шутка, он был добр к нам, детям, и познакомил меня с искусством фотографии. Кстати, он пользовался успехом у женщин, но предпочел оставаться холостяком. Котцик был родом из Берлина, и юмор у него был чисто берлинский, простой и грубоватый.
После стольких лет я вряд ли смог бы узнать его голос, если бы мне на это не указали. Котцик говорил очень четко с чисто берлинским акцентом. Это был голос человека в возрасте. Далеко на заднем плане скрипка играла необычную грустную мелодию. Котцик говорил энергично, быстро и без пауз. Казалось, он спешил, его голос звучал задумчиво и печально.
В самом начале был слышен механический мужской голос, который словно через мегафон произнес: «Слушай Котцика!».
Тот же самый голос появился еще раз и сказал в интервале: «Это был Котцик!"
Котцик завершил свое выступление громким возгласом: «Ааа, вот и фургон Моэлнбо!».
Эту запись я опубликую после тщательного анализа и устранения всех помех.
В мае я получил короткое сообщение, которое пропустил, так и не поняв его смысла. Это был голос моего друга Герборта, который спокойно и ясно произнес: «Фридрих, чтобы ты знал, Серапо!»
Продолжение последовало через несколько дней, и его произнес другой голос. Я подозреваю, что он принадлежал моему преподавателю вокала Данни из Милана. В голосе звучал шутливый тон, и он сказал удивленно: «Трое в самолете — мамма миа!» Я пожал плечами и пропустил это сообщение, которое оказалось удивительным пророчеством. Но сначала я должен рассказать о событии, которое неожиданно произошло в июле и погрузило нашу семью в глубокую печаль.
Глава 31
Посещение во сне станции приема умерших. — Человек без лица. — Способ смерти имеет значение. — Странные ванны для трупов.
Однажды, в ночь с пятницы на субботу 30 июля мне приснился сон, который я считаю одним из моих самых удивительных и интересных визитов на другую сторону. Я проснулся около 5 часов утра и сразу записал все увиденное.
Я находился перед широким подземным входом, который, плавно спускаясь, вел в глубину, напоминающую парковку.
Необыкновенный зеленовато-желтый свет падал с вечернего неба, удивительно темный и светлый одновременно. Меня окружили доброжелательно настроенные люди. Они работали у входа, поправляя и расширяя его в глубину для так называемых мертвых, которые на самом деле были живы, хотя и не могли избавиться от мысли, что умерли. Эти доброжелательные люди окружили меня, чтобы познакомить с условиями жизни в ином мире.
Странно, но с любым изменением в моих ощущениях ситуация мгновенно менялась. Внезапно, без всякого перехода, я оказался в огромном зале, который постоянно расширялся передо мной. Он представлял собой странную комбинацию железнодорожной станции, церкви и общественной бани или бассейна. Рядом располагались залы ожидания, склады, комнаты отдыха, душевые кабинки и плавательные бассейны.