Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Шрифт:
— Вы увлекательно рассказываете, сэр, — сказал Чоун.
— Благодарю, — ответил он коротко. До них донеслись голоса проходивших мимо матросов.
— Чушь собачья.
— А пошел ты!
— Я говорю, чушь собачья.
— Да пошел ты!
А глаза Джины что-то говорили ему…
— Мне надо идти, — сказал он. — Было очень приятно. Благодарю вас. — И он ушел. Чоун — нет, это что-то невероятное. «Сумасшедший сукин сын, — сказал он себе. — Даже не из нашего времени. Прямо из какого-то старого ковбойского фильма». Это было забавно. Чоун — киногерой, едущий в дилижансе с молодой красавицей через дикий край, где полным-полно индейцев. Разбойники сожгли дилижанс, но их подобрал другой,
Туман, надвигавшийся узкими курчавыми грядами, завивался вокруг, точно дым из тысячи труб, а там, где он расходился, появлялись полированные эбеновые полосы — дорожки, уводящие в скрытый мир дымчатых теней. Эти манящие, твердые, влажные дорожки на мгновение озарялись неясным холодным светом, и на одной из них он увидел ее, услышал в тумане дружелюбные голоса: «Здравствуйте, мисс Биксби!», «Эй, погодите минутку, а?», и увидел, как с ней соприкоснулась сначала одна тень, а потом другая. А на верхнем мостике Боузли, впередсмотрящий по левому борту, словно бы следил за морем, но косился на эти дорожки в тумане на палубе, пока не увидел мисс Биксби. Теперь она была одна и сидела на бухте каната возле рельсов для глубинных бомб, упершись локтем в колено, положив подбородок на ладонь, а корабль кренился, зарывался носом, и гребни волн плясали вокруг нее в беспокойном, жадном, ласковом движении. Когда он возник рядом с ней, она сказала:
— Привет, Айра Гроум. Скажите мне… Где мы находимся?
— На фланге конвоя.
— Я не вижу никаких судов.
— Естественно. В таком тумане.
— Но когда-нибудь мы все-таки придем в порт?
— Думаю, что да.
— А в какой порт мы идем?
— Это зависит от обстоятельств.
— Но кто-нибудь все-таки знает?
— Думаю, что да.
— Матросы в тумане мелькают словно привидения.
— Поглядите на них хорошенько, когда туман рассеется.
— Я думала о вас, — сказала она, хотела еще что-то сказать, но потом заколебалась. — Послушайте, когда мы придем в порт, если мы придем в порт…
— Я мог бы выбраться в Лондон, — сказал он.
— Серьезно?
— Думаю, что да. Я могу приехать к вам в Лондон.
— Айра… мне можно на это рассчитывать? Твердо?
— Да, Джина. Чего вы боитесь?
— Я? Ничего. А что?
— Чоуна… в Лондоне?
— Айра… я не боюсь Чоуна. Просто мне нравится думать, что мы с вами встретимся в Лондоне.
— Мистер Чоун не внушает мне ни малейшего страха, Джина.
— Он и не пытается, Айра. Правда, — сказала она тревожно.
— Ну так, значит, мы пообедаем в Лондоне — пообедаем вдвоем.
— Если вы этого хотите, Айра, я буду очень рада. И стану ждать, — сказала она. — Да! — словно она убедила себя, что должна пообедать с ним в Лондоне.
— Я знаю, Джина, что вы меня мало знаете, — сказал он. — И все же…
— Я знаю, — помолчав, сказала она нежной просто. — Много ли на это нужно времени? И вообще — можем ли мы знать? Если не понять сразу, то вряд ли можно когда-нибудь понять по-настоящему. Но если мы что-то знаем, то должны ловить этот миг понимания. Когда вы рядом, я чувствую себя в такой безопасности, в таком мире с собой.
— А Чоуна в Лондоне рядом не будет?
— Нет, не будет.
— Вы ведь говорили, что он всегда там, где ваш отец.
— Он будет там, где захочет отец.
— Вопреки всей этой великолепной самоуверенности? А он всегда был таким? Это для него естественно?
— Нет.
— Нет?
— Его сейчас занесло. Очень занесло. То есть… — В тумане он почти не различал ее лица, но надлом в ее голосе, ее колебания
— Перемена в Джетро Чоуне… ну, это смешно, — сказала она жестко. — Возможно, он никогда не знал, кто он и что он, а потому компенсировал это шутовством. Иногда он в моем присутствии разговаривал на воровском жаргоне, словно для того, чтобы напомнить мне о своем трущобном прошлом. А в следующий раз ронял слова неторопливо и со вкусом, как старый профессор. Собственно говоря, в окружении моего отца его так и называли — Профессор. Ему это нравится. По-моему, он всегда чувствовал себя не на месте.
— Не на месте?
— Да. Впрочем, не совсем так. Словно бы он уже сам больше не понимает, где его место.
— Послушайте, Джина, что произошло между вами и Джетро Чоуном?
— Как-нибудь потом, Айра.
— Нет, сейчас.
— Вы знаете, после того как я уехала из Нью-Йорка…
— С Чоуном?
— Да. У меня ни разу не было случая поговорить об этом хоть с кем-нибудь.
— Вы же спасались бегством.
— Только Джетро и я, и никого рядом. А теперь вы. Странно, Айра, — из-за того, что я не говорила об этом с вами, я чувствовала себя страшно одинокой. Айра… я вас почти не вижу: вы просто тень в тумане. — Но тут туман на мгновение поредел, они увидели друг друга, и он был тронут тем, как она смотрела на него.
— Джина… — сказал он. Но она вдруг быстро заговорила:
— Я расскажу вам, что произошло между мной и Джетро Чоуном, что происходит сейчас и почему.
— Хорошо, — сказал он и выжидающе умолк. А потом подумал, что она, наверное, хочет, чтобы он сейчас не видел ее: едва туман опять сгустился, она овладела собой, и, хотя была только тенью, хотя ее лицо то возникало четко, то вновь исчезало, ее голос оставался ясным — чудесный голос, который делал все, что она говорила, таким ясным для него.
— Вам следует понять, что такое Джетро Чоун, — сказала она без всякого выражения. — Я вам уже кое-что говорила о его прошлом. Но далеко не все.
И она рассказала ему, что Джетро вырос где-то в Бруклине и жил с матерью в большой нужде. Он сколачивался возле спортивного зала Стилмена, где тренируются боксеры, и подрабатывал, выполняя всякие мелкие поручения. Был подручным у букмекера. Возможно, он думал и сам стать боксером — такой силач, грудь колесом, настоящий фонтан энергии. У Стилмена он познакомился с ее отцом и начал постоянно снабжать его сведениями. Пожалуй, в нем было что-то внушительное. Яростные беспощадные глаза, огромная храбрость и еще инстинкт, заставивший его выбрать такого человека, как ее отец, к которому он испытывал настоящее почтение. И не только потому, что ее отец был богат, но и потому, что он вел жизнь профессионального игрока, оставаясь культурным человеком, которого нельзя было не уважать. Ее отец одевался с изысканной элегантностью. Он бывал в театрах. Читал книги. Надо отдать Чоуну должное: он готов был пожертвовать жизнью за ее отца и раза два чуть было не пожертвовал.
Ну, а она познакомилась с Джетро, только когда уже училась в колледже. Затем мало-помалу она начала замечать, что он меняется. Во-первых, его манера говорить. Сперва она думала, что он валяет дурака, старается рассмешить ее, передразнивая ее отца, и она смеялась. Но он продолжал, и это получалось у него все лучше и лучше. Она по-прежнему смеялась, пока однажды не заметила боль в его сумасшедших, гордых, одиноких глазах. И тогда она перестала смеяться.
Как-то, когда Джетро вечером в воскресенье отвез ее назад в колледж, он взял у нее несколько книг. Теперь он читал. Говорить он почти ничего не говорил, но она знала, что ко многим книгам, которые читала она, он относится пренебрежительно.