Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Шрифт:
В снежных вихрях он поспешно прошагал два квартала в восточную сторону, затем по Бонд-стрит до издательства. Секретарше он объяснил, что он — друг доктора Мортона Хайленда, который посоветовал ему обратиться к главному редактору. Он был очень доволен, что так удачно соврал, поскольку незамедлительно был препровожден в кабинет редактора. Редактор, худощавый, лысый мужчина в очках, справился о здоровье доктора Хайленда. Они сошлись в мнении, что профессору следовало бы щадить себя. Затем Ал изложил свою идею: написать небольшое критическое
— Кто он — человек, написавший эти книги? — сказал Ал. — Вот коронный вопрос Кьюница. И его задают все.
Ал не упомянул, что Шор уже уклонился от встречи с ним. Шор — многообещающий писатель, продолжал он, слава его будет все расти и расти. Двенадцать его книг он знает от первой строчки до последней. Его, Ала, книга о Шоре будет первой и пока что единственной, она, безусловно, будет пользоваться спросом в университетских колледжах. Редактор, который в свое время читал эссе Кьюница, очень воодушевился. Он предложил Алу контракт и небольшой аванс и попросил передать привет доктору Хайленду.
«Я должен написать эту книгу! — возбужденно думал Ал по пути домой. — Возможно, это окупится. Надо сделать ее быстро и вернуться к Мейлеру. Две синицы в руке…»
Снимая пальто в прихожей, он прислушался: Лиза что-то делала в кухне. С некоторой опаской и в то же время полный твердой решимости, он неторопливо двинулся по коридору.
— Снег все идет? — спросила она.
— Еще как! Валит, будто небеса разверзлись.
— Светопреставление, — сказала она. — Начало ноября, а такой снег.
— Кончится все дождем, и к утру от снега ничего не останется. Уже теплеет.
— Да я сама только пришла, — сказала она. — Хочу выпить кофе перед обедом. А ты?
— И я хочу, — сказал он, усаживаясь за стол. Когда она тоже села и отхлебнула кофе, он сказал: — Послушай-ка, Лиза, я тут кое-что предпринял. Я был в издательстве. Мои планы сильно изменились. — Рассказывая, Ал наблюдал за выражением ее лица.
— Вот как? Отчего же ты мне ничего не сказал?
— Из-за Мейлера. Я боялся, ты будешь настаивать, чтобы я продолжал работу над Мейлером.
— А я хоть раз спросила тебя о нем, об этом Мейлере?
— Не помню, — сказал он.
И смолк. На лице у нее было недоумение. Ему не верилось, что она не станет упрекать его за то, что он тратит время зря, живя на ее счет, и он весь напрягся, готовясь воспротивиться.
— Странная вещь, — мягко сказала она и повторила словно самой себе: — Очень странная. — Спокойная, чуть озадаченная улыбка, скользнувшая по ее губам, уколола его. — Шор как будто преследует тебя, как будто ты никак не можешь от него избавиться и…
— И что?
— Выходит, в этом все и дело, — задумчиво следуя своим мыслям, продолжала она. — Иначе для чего ехать в Италию?
— Но мы поехали в Италию.
— Ну, договаривай, профессор. Это же твоя стихия.
— Не понимаю, о чем ты?
— Для чего ездить в Италию тому, кто не в силах преодолеть море
— И тебе это, конечно, казалось смешным?
— Может быть, ты вернулся домой, Ал?
— Домой?
— В наш собственный мир.
— Ради бога! У тебя это звучит как реклама пива.
— Я сразу это почувствовала. Как только увидела Шора.
— А, черт! — сказал он зазвеневшим от злости голосом. — Ну да, конечно, он же кидал на тебя такие взгляды, вот ты и считаешь, что все в нем поняла, а я сейчас буду тратить жизнь, чтобы только добраться до него, понятно тебе? — Он вскочил, резко шагнул к ней и взмахом руки выбил у нее чашку — осколки разлетелись по полу. Кофе пролился на стол и на ее домашнее платье, она тоже вскочила, испуганная, растерянная. Тонкая струйка кофе медленно текла по столу к тому месту, где стоял Ал.
— Что ты, Ал? — глядя ему в глаза, спросила она. — Ведь все теперь так хорошо.
Она засмеялась, взяла тряпку, вытерла стол и, по-прежнему улыбаясь, села на свое место. Она хотела бы помочь ему не только с перепечаткой, но и со всем остальным, сказала она. Потом спросила:
— С чего ты начнешь? Постараешься связаться с Шором?
— Не надо, Лиза, не спрашивай. Я ему писал уже дважды.
— И что он?
— Получил дурацкую открытку: мистер Шор не встречается с литературоведами и критиками.
— А если позвонить?
— Звонил дважды.
— И что он сказал?
— С ним я не говорил. Мне ответили, что он не дает интервью.
— Ясно. — Она облокотилась на стол, подперла рукой подбородок и углубилась в размышления. — Но это бред какой-то, — сказала она. — Он ведь рядом, в каких-то двух милях отсюда.
— Я понял, кому позвонить! — воскликнул он, вскакивая.
— Кому?
— Старки Кьюницу.
— В Нью-Йорк?
— Если он живет там, значит, его номер есть в телефонной книге. Я скажу телефонистке, и она отыщет номер. Время как раз удобное. И терять мне в любом случае нечего.
— А ты храбрый, — сказала она, идя за ним к телефону. — Храбрее Дика Трейси.
— Что тут особенного? Скажу, что именно благодаря ему я начал писать книгу о Шоре. Первую книгу о Шоре. Его ведь должно это заинтересовать, правда, Лиза?
Она села возле него, чтобы слышать весь разговор. Телефонистка нашла номер телефона Кьюница и соединила их с его квартирой. Не сводя друг с друга глаз, они слушали гудки. Трубку взял сам Кьюниц, и от потрясения Ал чуть было не потерял дар речи.
— Мистер Кьюниц? С вами говорит Ал Дилани, — с трудом вымолвил он. — Да-да, — поспешно добавил он, — я понимаю, почему вы не разговариваете с литературоведами. Но в вашей статье о Шоре вы упомянули о силе воздействия. Она существует, мистер Кьюниц, поверьте мне, — скороговоркой выпалил Ал. — Я смогу написать эту книгу, только если буду верить, что есть кто-то еще в мире, кто…