Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу
Шрифт:
— Ал Дилани здесь живет?
— Мистера Дилани нет дома.
— Вы — миссис Дилани?
— Нет. А в чем дело?
— Когда он вернется?
— Трудно сказать. Вы хотели с ним поговорить?
— Я хотел вернуть ему книгу. Я Джейсон Дансфорд. Полицейский.
— А! Кажется, я вас видела на той стороне улицы?
— Не исключено. Небольшое происшествие?
— Вы — полицейский? И просто стояли там?
— Я не на дежурстве. Я познакомился с мистером Дилани, когда остановил одну машину, а позже мы как-то разговорились. Интересно поговорили. Ну а потом произошло кое-что. Послушайте,
— О чем же?
— Видите ли, это не для посторонних ушей. Если бы мне зайти на минутку…
— Извините, но мне некогда, — сказала она. Ее улыбка и вежливый тон уязвили его своей снисходительностью, она отступила за порог, полуприкрыв дверь и тем самым давая ему понять, что не впустит его к себе в дом. — Но в чем все же дело? — спросила она уже более резко.
— Ну… человек, который написал эту книжку…
— Шор?
— Ага, Шор.
— Ах, вот что! — сказала она, окинув его оценивающим взглядом, и вдруг переменила тон. — Так входите же, — пригласила она, словно это разумелось само собой.
— Благодарю вас.
Поднимаясь за ней по лестнице, он недоумевал: неужели она и правда принадлежит этому бородатому Алу Дилани? Даже в собственной гостиной она казалась не на месте, такая изящная, просто одетая, со строгим пробором в черных волосах, на которые теперь падал свет плафона, — а в комнате беспорядок. Предлагая ему сесть, она сдернула со стула красивое китайское кимоно.
— Так значит… — сказала она и замолкла, аккуратно складывая кимоно и не глядя на него. — Вы собираете книги?
— Собираю? — переспросил он удивленно. — Да что вы! — И тут же разозлился на себя: ответ прозвучал по-мальчишески.
— Видите ли, в свое время я была знакома с полицейским, который собирал марки. Но собираете или нет, все равно мистер Дилани очень любит поговорить про эти книги. Очень жаль, что вы его не застали.
— Да, жаль, — повторил он. — Мы рассуждали про Шора, так, больше в шутку. А вы с Шором знакомы?
— Да, знакома.
— Он вам нравится?
— Не очень.
— Вот и молодец, — с удовлетворением сказал он, наклоняясь вперед. — Я его оштрафовал, — он попытался изобразить улыбку. — Не дал по носу, а всего лишь оштрафовал. — Она улыбнулась, интерес в ее глазах ободрил его. — Понимаете, Шор решил, что видит меня насквозь. Очень многие люди считают, что видят полицейских насквозь.
— Вот как! — сказала она. — Послушайте, а почему я, собственно, не предлагаю вам выпить? — Направившись на кухню, она, повысив голос, сказала: — Ну, я не возьму на себя смелость утверждать, будто вижу вас насквозь, но ваша фотография в газетах производит впечатление. Вы на ней похожи на генерала, который только что принял изъявление покорности всех индейских племен. — Она вернулась с бутылкой шотландского виски, водой и двумя стаканами. Он вглядывался в ее лицо, ища то ошеломляющее выражение, которое успел заметить, когда она смотрела на дом, где девушка вскрыла себе вены, но теперь это было совсем другое лицо. Она держалась подчеркнуто спокойно, неприступно, надменно, и ему начало казаться, что она смотрит на него как на посыльного в отеле или на официанта.
Налив ему почти неразбавленного виски и плеснув себе заметно
— Там ведь были две ваши фотографии, правда?
— Первая была снята как портрет, и довольно давно.
— Ну а последняя, на которой вы с судьей, — отличная фотография.
— Рад, что она вам понравилась.
Джейсон выпил свой стакан и перевел взгляд с ее ног на лицо. Ему хотелось сосредоточиться на ее великолепных ногах, но он то и дело вновь смотрел на ее лицо. Он не знал, чего он, собственно, ждет, но знал, что ждет чего-то. Он снова взял стакан и, глядя ей в глаза, не заметил, что стакан пуст. Губы смочила последняя капля.
— Не понимаю, почему вас так заботит Юджин Шор, — сказала она, пожимая плечами. — Он же просто писатель.
— Но говорят, большой.
— Кто говорит?
— Ваш мистер Дилани, например.
— Ну, он вообще-то своего рода болельщик. Но вот вы, — сказала она, наклоняясь к нему. — Я уверена, что в мире фараонов с дубинками Шор особой популярностью не пользуется.
— Знаете, — сказал он, пытаясь вернуть себе ощущение внутреннего достоинства, — нам не так уж нравится, когда нас называют фараонами. — И продолжал прежде, чем она успела что-нибудь возразить: — В любом случае такой человек, как Шор, способен устроить людям много неприятностей. Мистер Дилани — его друг, хотя сам он, мне кажется, человек легкий и приятный. Почему нам обязательно надо причинять друг другу неприятности, я не понимаю.
Виски его согрело, выражение сдержанного любопытства на ее лице действовало на него ободряюще. Внезапно ему захотелось удовлетворить это любопытство, и он начал рассказывать всякие мелкие подробности о себе, о своих разговорах с Алом, о том, как он дал книгу Шора своей жене и как убедился, когда сам прочел книгу, что его преданность жене, его терпимость были всего лишь бесполезной сентиментальщиной. Он не сомневался, что его откровенность производит на нее впечатление — как и его способность понимать себя, и он сказал:
— С какой стати этот Шор вмешивается в мою жизнь? По-моему, этого нельзя допустить.
— Нельзя допустить? — Она вскинула брови.
— Это нехорошо.
— Нехорошо? — Она снисходительно улыбнулась. — Вижу, я неверно вас оценила. Вы говорите совсем не как тот сильный мужчина с фотографии.
— Но ведь… это же просто фотография.
— Я так и поняла.
Она настолько не скрывала своего презрения, что он смутился и налил себе еще виски. Она лениво откинулась на диване, соблазнительно изогнувшись. Он попытался нащупать то общее между ними, что, по его убеждению, могло бы их связывать, и сказал:
— Он же вам тоже не нравится, ведь так?
— Шор просто любитель совать нос в чужие дела, — сказала она, небрежно поведя рукой. — Но, вероятно, в вашем положении вам представляется, будто он важная персона. Я вас не виню.
— Вы бы не возражали, если бы мистер Дилани не явился в суд как свидетель Шора?
— Откровенно говоря, забавно было бы увидеть Шора в полном одиночестве.
— Если бы вы поговорили с мистером Дилани…
— А вот теперь мне, пожалуй, не следует вас понимать. — Но она наклонилась к нему чуть ближе. — Что, собственно, вы имеете в виду?