Радость наоборот. Стихи для тех, кому сейчас грустно…

Ткачёв Виталий

Творчество телеологично и ассоциативно в том смысле, что известен предмет монолога души или обсуждения с сознанием (любовь, смерть, тоска, Бог, грусть, страсть и так далее). Поэзия – не поток сознания, не разрыв мыслей. Есть начало, и есть конец повествования. Всегда ясно, зачем творишь и какие образы требуются к конкретной мысли по схожести. Тем более когда сырьё состоит всего из тридцати трёх букв алфавита, которые располагаются известными автору словами. Ни разу не встречаются стихотворения на родном русском языке, состоящие из слов с произвольным расположением букв, то есть абракадабр. Каким лексиконом владею, тем и пользуюсь. Можно придумывать неологизмы целыми вагонетками руды, по примеру Владимира Маяковского или Велимира Хлебникова, но, во-первых, они были такими практически одни на всех и во все времена, а, во-вторых, их неологизмы несли не белиберду, а вполне понятный русскому человеку смысл, гениально инкрустированный в тело, структуру стихотворения. Был, надо сказать, ещё их современник Вадим Шершеневич со своими оригинальными признаниями в любви (где тут ваши тифозно-примитивные неологизмы?!), в основе которых выразительно лежал феерически-концептуальный принцип звука минус образ,

когда вместо избитой тысячелетиями фразы «Я тебя люблю, дорогая!» кричать в порыве страсти не словами, а неким вздохом «пинь-пинь-пинь-ти-ти-ти!», который «нежный, как пушок у лебедя под крылом» [23] . Так на то она, понятно, и любовь – штука для «настоящего» поэта далеко не простая, можно сказать – чересчур витиеватая (чего только стоит его не больше и не меньше любовная – да, да, именно любовная – поэма со специфическим названием «Крематорий»!), чтобы главному теоретику имажинизма выражаться, как все смертные, не гении, по-простому:

23

Здесь и далее строки из стихотворения В. Г. Шершеневича «Принцип звука минус образ».

Мое простое: лзэ-сзэ-сэ-фиоррррр-эй-ва!Осталось придумывать небывалые созвучья…

Вот она какая авангардная, как заказывали, буквенная глыба века Серебряного, переформатирующего даже обычное признание в любви в нечеловеческий воздыхательный язык. Но то любовь, тема пока не наша, там можно всё, у нас сейчас совсем другое, человеческое, диванно-приземлённое.

«Отряхните все, что не было земным!» [24]

24

Строка из стихотворения В. Г. Шершеневича «Если б знали, сколько муки скрыто…».

Сегодня мы будем грустить (нет, нет, не по глыбастому веку, нет, будем грустить), однако не Лермонтовым и не Есениным, не их бессмертной грустью:

Как дерево роняет тихо листья,Так я роняю грустные слова [25] .

Попробуем погрустить моей, смертной. Я оголю её перед вами, «задрав на панели шуршащие юбки стихов» [26] . Грусть не ровная поверхность листа бумаги с некими письменами типографского варианта, не раз и навсегда определённая и неизменяющаяся величина (constants); она каждый раз представляет собою смятую в комочек по-новому в зависимости от настроения и характера бумажку; она не только геометрически многогранна, но изломана и непредсказуема, как вселенная, поскольку душа человека и есть вселенная нашего существования, нашего бесконечного пути в ней. Мы комкаем, сминаем наши души в дороге, тогда-то и приходит грусть, возникает именно в тот момент, когда настаёт время вспоминать уже пережитое или ещё только предстоящее, но не раз всплывавшее и передуманное сердцем, и рыскать, рыскать голодным исхудалым волком по притаившемуся лесу в поисках ответа на вопрос, почему и куда девалась из жизни радость, где этот её «выключатель в шкафу» [27] .

25

Строки из стихотворения С. А. Есенина «Отговорила роща золотая…».

26

Строка из стихотворения В. Г. Шершеневича «Точка плюс недоумение».

27

Собирательная цитата из рассказа М. Н. Задорнова «Нефтяником будешь!».

Откройте себя, не пугаясь,Загляните на самое дно [28] .

Погрузимся в свою грусть, по совету Анны Барковой, с головой, только в неё одну, исключительно отсепарированную и сублимированную, и ни во что более острое и едкое, способное помешать привкусами понять себя, перевернуть настроение и подняться из довлеющей пустыни на синайскую гору встречать обновлённый рассвет, если захотим, если не заупрямимся после этого, конечно.

28

Строки из стихотворения А. А. Барковой «Ветхий завет».

Как дух наш горестный живуч,А сердце жадное лукаво! [29]

Когда кругом вдруг нет палитры красок, нет многообразия оттенков цвета, как ночью, в темноте, когда задумываешься о своей серо-кошачьей доле, о смысле вечности или о вечном смысле, о Боге и его проявлениях в тебе, то хочется читать, сидя дома, весёлые стихи или грустные, созвучные настроению? Скорее всё-таки вторые, поскольку в них находишь своего особенного собеседника, который будет сопереживать тебе, доверительно поделится своими мыслями и чувствами, поймёт тебя без возражений и своих «пяти

копеек» и не будет строить тебе дурацкие хохочущее рожи. На жизнеутверждающие и возбуждённые призывы взять себя в руки в такие часы смотришь как на юродивых, как на придворных шутов, которые беспрестанно и беспричинно смеются над одним им понятной забавностью и нелепостью бытия человека.

29

Строки из стихотворения А. А. Барковой «Как дух наш горестный живуч…».

Как хочется всё-таки нежного утешения и тёплой жалости к себе, кто-то же должен ласково погладить по растрёпанным настроением волосам, прижать к своему большому пульсирующему почти родительской любовью сердцу и успокоить мягким тембром ритмики стиха. Читайте стихи о печальном, и раскроется великая истина радости земной жизни. Они не дадут грустить тяжело, беспомощной тоской, они научат грустить легко, лирично, в радость. Чистая и нежная грусть снимает даже застывшую и засохшую на душе въедливую (так называемую смертельную) тоску. Тоску даже такой исправительно-лагерной силы, которая была трижды принудительно навязана политико-поэтической рецидивистке Анне Барковой (три приговора на двадцать шесть лет лагерей, из которых отбыла двадцать два года!). Чистая и нежная грусть изгоняет осевшее на кажущейся уже окончательно выцветшей жизни уныние и упирающееся всеми воспоминаниями капризное отчаяние. Она врата в плодоносное умиротворение, она вектор любви и дружбы, она звуки симфонической души, акустика консерватории, прачечная самообслуживания, очищающая от окружающей скверны. Следуйте решительному призыву-лозунгу непримиримого к обстоятельствам и неотступающего с баррикад до последнего Эжена Потье: «Tuer l’ennui!» [30] С тоской шутки плохи, она коварна ядовитыми укусами души и воровством плохо лежащих отрезов жизни:

30

Tuer l’ennui – убить тоску (фр.).

Тоска подбирается осторожнее жулика… [31]

Взбунтуйтесь осоловевшим от постоянной невостребованности и достойного самовыражения сердцем, как когда-то безунывная душа Анны Александровны в потрясающих стойкостью стихах, против своей несправедливой участи, вечно примёрзшей к нарам тоски, полного забвения и инвалидной потерянности.

Стихи о грусти – это универсальный инструмент для защиты своего права на радость, на любовь, это построенная баррикада, уже выковырянный из мощёной мостовой булыжник, если хотите терпеливо ждущие своего нуждающегося. Хотите любить по-настоящему, божественно? Вот вам прямо с доставкой на дом, в руки, грусть в помощь. Страстно любить могут многие, для этого не нужны ни грусть, ни стихи – это у нас от дикого инстинктивно- животного мира. А кто умеет любить человека грустно, мелодично, не спеша, ровно и естественно, как журчание прозрачного ручейка под весенним мягким солнцем, как, скажем, струны виолончели из пьесы «Лебедь» зоологической сюиты «Карнавал животных» лирического мелодиста Камиля Сен-Санса или как клавиши из вступления (andante spianato) к «Большому блестящему полонезу» поэта фортепьяно Фредерика Шопена? Любить одухотворённо и поэтому свободно, всецело с космосом можно только через грусть. Пусть весь мир завидует твоей грусти, ибо она великое богатство души, она источник твоей сокровенной, молчаливой любви. Люди, грустите вечно и о вечном! Любуйтесь, пользуясь определением братьев Гонкур, этой «декольтированной фотографией наслаждения» [32] , вчитывайтесь в стихи, наслаждайтесь кротко обнажённым отражением своих переживаний, они непременно приведут вас к добру, мудрости и радости…

31

Строка из стихотворения В. Г. Шершеневича «Благовест кувыркнулся басовыми гроздьями…»

32

Цитата из предисловия к роману Эдмона и Жюля де Гонкур «Жермини Ласертэ».

Иван Дмитриев так описывал восторженные впечатления дяди Пушкина, Василия Львовича, от поездки во Францию:

Друзья! сестрицы! я в Париже!Я начал жить, а не дышать!Садитесь вы друг к другу ближеМой маленький журнал читать… [33]

Дождитесь, когда освободится вечерком немного не занятого самыми важными и неотложными делами времени, расположитесь на уютном диване поудобнее, подложите под себя побольше мягких шёлковых подушечек, укройтесь тёплым любимым пледом, приглушите дальний и верхний свет, включите фоном, негромко, тихо-тихо подборку классической инструментальной музыки (Баха, Бетховена, Моцарта, Сен-Санса, Шопена, Брамса, Чайковского, Рахманинова – на выбор), откройте «мой маленький журнал» (я отобрал для вас, вашей грусти всего шестьдесят шесть стихотворений о моём вязальном станке для свитера грусти; 66 – красивое, по-своему законченное и гармоничное число; поэзия, как и природа, вообще явления плавные и шелестящие, в отличие от нашей нескладной и угловатой, топающей и подволакивающейся жизни) и приступайте к волшебству, начинайте обязательно вслух, в полголоса, в такт гармоничным чарующим нотам декламировать, чувствовать в своём протяжном дыхании обратную сторону временно опрокинувшейся в вас радости – радости наоборот…

33

Строки из стихотворения И. И. Дмитриева «Путешествие N. N. в Париж и Лондон, писанное за три дня до путешествия».

Конец ознакомительного фрагмента.