Радуга 1
Шрифт:
Если бы его увидели те парни и девицы, с которыми отношения не складывались по причине их черного высокомерия, они бы не постеснялись использовать выражения национальной неприязни. Сейчас, охватив себя длинными руками за плечи, строго поглядывая из-под кустистых бровей по сторонам глубоко посаженными глазами, он был типичным евреем, каких в США миллионы. Уэсли Снайпс, Айс Кьюб и иже с ними могут позволить себе черную неблагодарность, тем более, что проектов с ним он никогда не делал, да и не собирался. Лучше перекрасить в черный цвет Роберта Дауни, младшего, тому по приколу, либо напялить на Тома Круза лишних
Он дошел до столика, резким движением набросил на себя покоящийся тут же купальный халат, еще с минуту напряженно поежился, потом глубоко выдохнул и расслабился. Холод отступал, можно было позволить себе стаканчик Jack Daniel's old № 7, и неторопливо посмаковать настоящее творение Теннесси.
Он взял в руку четырехугольную бутылку, намереваясь свернуть ей голову, моргнул и, открыв глаза, очень удивился…
Миллионы людей по всему миру в этот момент моргнули и, открыв глаза, очень удивились…
Иногда бывает очень полезно: задержаться в гараже, включить на полную громкость музыку в машине и медленно пропустить в себя, глоток за глотком, холодное пиво. Все полезно. И созерцание справа-слева-спереди унылых стен гаража, устроенного еще на заре туманной молодости Советской властью. И неистовость «My chemical romance», подарившего миру и, главное — ему, старому меломану, великолепный альбом «Black parade». И даже российское пиво, методом проб и ошибок утвердившись в единственном сорте.
Сегодня Аполлинарию, если можно так сказать, повезло: прикладываясь в гараже к горлышку пивной бутылки он заметил в зеркале заднего вида движение, которое облекалось во плоть почти человеческой фигуры. Ничего более увидеть не удалось, потому что по какому-то волшебному наитию он начал быстро и четко выполнять некоторые вещи, будто всю предыдущую жизнь этим только и занимался. Во-первых, он нырнул всем туловищем вбок, почти ложась на соседствующее пассажирское кресло. Во-вторых, выжал левой ногой педаль сцепления и крутанул правой рукой ключ зажигания. В-третьих, одним махом включил заднюю передачу.
Пока заднее стекло автомобиля Аполлинария кололось и осыпалось, машина уже вылетела из гаража задним ходом, ткнув мимоходом запасным колесом фигуру, оказавшуюся на пути и до сих пор сжимавшую в руке пистолет.
Наезд на неизвестного злоумышленника Pajero, конечно, не был смертельным. Так, легкий удар по самолюбию. Но далее стрелять он уже не мог, ибо растянулся на спине, пачкая о грязь свой модный мундир.
«Mama, we all go to hell», — душевно выводил рулады солист «романтических химиков», Аполлинарий дернул ручник и заглушил двигатель.
«I righting this letter and wishing you well», — сорвав с гаражной полки клюшку для гольфа, он подскочил к удивленно вращающему глазами прапорщику, если судить по его погонам.
«Mama, we all gonna die», — пинком ноги выбил пистолет из его руки и занес клюшку.
Говорят, нельзя смотреть в глаза зверя, которого собираешься убить. Этот взгляд может вынудить организм совершить совсем неожиданный поступок (например, потребует без промедления сходить «по-малому», или,
Прапорщик смотрел на Аполлинария так, будто это он через мгновение вынесет ему смертный приговор. Именем, извините, Закона. Такая вот коллизия. И шеф «Дуги» его узнал. Это был тот давнишний охранник по фамилии Вышдок, ознаменовавший свой прием на «халтуру» увольнением с оной. Напал, подлец, на Сашу Матросову, когда та пришла устраиваться на работу. Но сколько же времени, черт побери, с тех пор прошло!
«Some asking me question», — дослушивать, какой вопрос задают «химическому романтику», он не стал, и с силой опустил стальную клюшку для гольфа на голову укоризненно и строго взирающего на него дэпээсника. Тот в ответ тошнотворно чмокнул и мелко-мелко засучил ногой.
Аполлинарий подобрал пистолет, машинально обернув рукоять в носовой платок, и подошел к патрульной машине. Там на пассажирском сидении, широко открыв рот и выпучив глаза, вминался в спинку кресла напарник, бледный и, к тому же, всего лишь сержант.
— Я говорил ему, что не надо! — проговорил он, окая, квакая и даже шепелявя.
— Молодец! — согласился Аполлинарий. — Выходи.
— Я никому не скажу, — сказал сержант, но из машины все-таки вылез. Это был довольно высокий парень с простым, даже идиотским выражением лица. — Я в ВДВ служил.
Может быть, последняя реплика должна была охарактеризовать его положительно, но Аполлинарий пропустил ее мимо ушей.
— Деревенский? — спросил он, отступая к гаражу.
— Да, — согласился тот. — Не стреляйте.
— Хорошо, — кивнул головой Аполлинарий и выстрелил сержанту в лицо.
Пистолет вложил в руку прапорщику, старательно затертую клюшку для гольфа — сержанту. Ситуация получилась непредвиденная и очень скверная. Вообще-то никогда нельзя забывать, что большинство ментов — очень ранимые существа, склонные свои личные оскорбления легко и непринужденно возводить в разряд «преступлений против государства». Этот пустоголовый прапорщик случайно встретился где-нибудь на перекрестке, а может быть — и в магазине, когда Аполлинарий покупал пиво. Раньше бы шеф «Дуги» никогда не допустил развития событий подобным образом. Все бы остались живы, но не теперь.
Три недели назад в момент гибели Куратора Аполлинарий ощутил пустоту. Она не была влиянием ухода кого-то сродственного, пес-то с ним, с проклятым Сатанаилом, она отражала полную потерю чувства, благодаря которому он и стал руководителем «Дуги». Аполлинарий перестал отличать «божье участие» от простого стечения обстоятельств. Осознание этого породило смятение. В конечном итоге получился результат: два тела в погонах.
Свидетеля оставлять нельзя было ни при каких обстоятельствах. Слава Богу, в соседних гаражах никого нет, иначе прапорщик вряд ли отважился бы на стрельбу. Аполлинарий загнал свой автомобиль обратно в гараж, протер запаску, понимая нелепость действия, и запер ворота на замок. Розыскные действия все равно выведут к нему, но чем больше времени у него будет, тем реальнее выйти из ситуации с наименьшими потерями.