Радуга до небес
Шрифт:
На вокзале в Малверне ее ждала машина, а когда приехали домой, оказалось, что Лоэлия уже накрыла стол к чаю в просторном холле.
Как все вокруг знакомо! И радостный лай собак, и теплые объятия Лоэлии, и дружеское рукопожатие Джека. Диана вдруг почувствовала, что глаза ее наполняются слезами.
Сдержать их ей не удалось.
— Родные мои! — прошептала она. — Как я счастлива!
И схватив на руки маленького фокстерьера, порывисто прижалась к его грубой шерстке.
— Не обращай на меня внимания, — сказала она Лоэлии. — Я так глупо себя веду. Но если
— А мы как рады, ты и представить себе не можешь, — ласково проговорила Лоэлия, беря подругу за руку. — Ну, рассказывай, как ты там.
И Диана принялась рассказывать о себе начиная с того момента, когда они расстались. I ^на поведала обо всем, что произошло с ней за последние месяцы: о трудностях, которые испытала, о вечно недовольной Рут, о ханжеском поведении миссис Шнайбер и высокомерной прислуги. И тут же осеклась. О чем это она тут толкует? Никаких трудностей не было! Жизнь у Шнайберов вдруг предстала перед ней совсем в ином свете, и она начала весело рассказывать об этом семействе Лоэлии и Джеку.
Диана с юмором описывала недостатки своих хозяев. Добродушно и безобидно, как если бы говорила о своих самых близких друзьях, рисовала она их карикатурные портреты.
Джек и Лоэлия так и покатывались со смеху, слушая Диану, и перед ними как наяву вставали картинки незамысловатого быта Шнайберов.
Вот миссис Шнайбер изо всех сил пытается преодолеть морскую болезнь во время путешествия в Монте-Карло, с тем чтобы сфотографироваться у рулевого колеса своей яхты.
Вот Рут бегает по всему Лондону от одного врача к другому, чтобы найти такого, кто избавил бы ее от лишнего веса, а вернувшись домой, тут же начинает усердно поглощать шоколадные конфеты, сводя тем самым на нет все усилия врачей.
Досталось и величавому дворецкому, с полнейшим презрением относящемуся к своим хозяевам, обожающему детективы и позволяющему себе вежливый тон лишь с теми гостями, которые, по его мнению, происходят из знатных семей.
Вместе с Дианой переживали они за мистера Шнайбера, в поте лица добывающего деньги, которые шли лишь па развлечения.
Диана и не предполагала, что умеет шутить беззлобно.
Но именно так она и рассказывала сейчас о Шнайберах, к которым уже успела привязаться.
Диана видела их недостатки. С каждым днем все явственнее вырисовывалась для нее трагедия этой семьи, тщетно мечтавшей попасть в высшее общество. И ей было бесконечно жаль их.
В Лондоне она старалась не обсуждать Шнайберов со своими многочисленными знакомыми.
Она не могла отплатить за их гостеприимство и доброжелательность черной неблагодарностью.
И сейчас, разговаривая с Лоэлией и Джеком, Диана не хотела дешевого сочувствия друзей.
Она впервые обсуждала свою настоящую жизнь и с удовольствием находила в ней забавные стороны.
«Раньше мне и в голову не приходило смеяться над своим теперешним положением», — внезапно подумала она.
И, обращаясь к Лоэлии, заметила:
— Правда, все это забавно? Я имею в виду мою жизнь. И самое интересное, что мне она ужасно нравится.
Говоря это,
После чая Лоэлия отправилась в детскую поцеловать на ночь сынишку. Диана сидела перед камином, в котором полыхали мощные поленья. Она то дремала, то просыпалась, думая сама не зная о чем.
На землю спустились сумерки, и дворецкий, убрав со стола, включил ночник.
В Охотничьем доме, как обычно, царили тепло и уют. Казалось, вся атмосфера здесь проникнута безоблачным счастьем, и все, кто попадал в гостеприимное жилище Лоэлии и Джека, словно заражались этим чувством.
Вот и Диане сейчас казалось, что все трудности, которые она когда-либо испытывала, остались где-то далеко, в прежней жизни. Она уютно расположилась на софе, положив голову на подлокотник, а ноги прикрыв теплым меховым пледом. Фокстерьер дремал с ней рядышком, уткнувшись в ее руку своим влажным носом, а большой датский дог лежал рядом с софой и полузакрытыми глазами наблюдал за гостьей. Незаметно для себя Диана задремала.
Снаружи послышался шорох шин по гравию — это подъехала машина. Внезапно распахнулась входная дверь, и на пороге возник какой-то человек. Увидев Диану, он застыл как вкопанный.
Ее как громом поразило — Барри! Тихонько вскрикнув, она поспешила сесть.
И пока она робко улыбалась, не зная, как ей поступить дальше, Барри, удивленно крикнув: «Диана!», бросился ей навстречу, протягивая руки.
— Почему ты меня не предупредила, что Барри собирается приехать на выходные? — спросила Диана Лоэлию на следующий день, когда они, облокотись о перила загона, наблюдали за тем, как Джек и Барри обучают молодых пони брать препятствия.
— Я и сама не знала, — ответила Лоэлия. — Видишь ли, Барри считает наш дом своим. Приезжает и уезжает, когда ему вздумается. Мы с Джеком выделили в западном крыле дома две комнаты исключительно для него.
Мы никогда не селим там других гостей и не убираем из них Барриных вещей. Он это знает, поэтому и не уведомляет о своем приезде. Мы его любим, да и Джеку необходима его компания. Посмотри, он весь так и светится.
— Видишь ли, Диана, — продолжала Лоэлия, — любящей женщине всегда кажется, что она не дает своему мужу возможности насладиться свободой, которой он безгранично пользовался до женитьбы.
Раньше Джек и Барри были просто неразлучны, и я чувствую иногда, что мужу очень хочется отправиться с ним в какую-нибудь увлекательную экспедицию.
Конечно, он никогда не оставит меня одну, но я уверена, если бы у него была возможность, он обязательно отправился бы исследовать еще не изведанные земли. Не хочу сказать, что Джек жалеет о своей женитьбе. Он очень счастлив. Кроме того, просто обожает Робина.
Но Джек не был бы самим собой, если время от времени не ощущал бы манящего зова дороги, не мечтал о путешествиях и свободе. Дома у него всегда есть чем заняться, но иногда, мне кажется, он немного завидует Барри.
Поэтому, если я вижу, что каким-то образом могу, так сказать, облегчить наши узы, какими бы сладкими они ни казались, я это делаю с удовольствием.