Радуга после ночи
Шрифт:
— Традиция — это великолепно. Но не обязательно же цепляться за них в мелочах. Мне этот дым глаза выел. Уж здесь можно было бы сделать более приличное освещение.
Мэр важно кивнул пышным париком.
— Вы совершенно правы, господин первый советник.
— На худой конец можно перенести совещание ко мне в лабораторию, — добавил магистр, зябко ежась. — Там, по крайней мере, не так дует.
Леа сонно качнулась, чуть не упала, но все-таки удержалась на ногах. Она безразлично взглянула на сидящих за длинным столом, покрытым красной бархатной скатертью, расшитой золотом. Позолоченные бронзовые подсвечники казались отлитыми
Справа от него находился уже знакомый Леа первый советник магистрата, бережно нянчивший перевязанную руку. Слева — высокий худой человек с нездоровой желтой кожей лица, припорошенной крошечными черными оспинками. Судя по красной мантии, он тоже был советником. Магистр не изменил белому халату.
— Меня удивляет ваше легкомыслие, господа, — проскрипел второй советник. Голос у него был соответствовал внешности — нездоровый, задыхающийся.
— Почему? — ласково осведомился магистр.
— Это совершенно необходимо, причем не столько для нас, представителей системы управления, сколько для простонародья. Внешне мы не имеем права сильно отличаться от них. Иначе это вызовет сильнейшее раздражение простолюдинов, и трудно предсказать его последствия.
— Пусть ненавидят, лишь бы боялись, — полыхнул глазами первый советник. — Меня не пугает возмущение так называемого народа.
— Вы настолько уверены в прочности своего положения? Только чувствуя за спиной большую силу, можно позволить себе говорить так, — заметил второй советник. — Я предпочитаю опираться на внутренние императивы, а не на средства подавления и оружие. Во всех правилах и установлениях, пусть даже самых бессмысленных, заложена глубокая суть. Нам необходимо, чтобы каждый простолюдин ощущал наличие этой сути, знал, что за ней следят непрестанно, неусыпно и непреклонно. Что малейшее несогласие с нею будет неотвратимо и жестоко караться. Следя за этим, мы первые подаем пример соблюдения кодексов. Мы должны приучить народ делать вещи, единственный смысл которых заключается в их полнейшей бессмысленности. Вот тогда простолюдин наш, мы можем делать с ним все, что захотим. И все то, что мы делаем на глазах у него, даже самые бессмысленные поступки, есть признак одежды на голом короле. Необходимо заставить простолюдина восхищаться пышностью одеяния короля.
Мэр растерянно похлопал глазами и промолчал.
— Пуля сильнее слова, — поморщился первый советник.
— Не думаю, — возразил магистр.
— Вы правы, хотя и держитесь особой точки зрения на эффективность различных способов убеждения, — поддержал его второй советник. — Но в любом случае я полагаюсь на ваших лаборантов, а не на стражников господина первого советника.
— Еще бы, — усмехнулся первый советник. — Они так ловко орудуют пистолетами… Куда там моим увальням.
— Как идут ваши работы? — спросил второй советник у магистра. — Ведь вы не зря притащили сюда этот экспонат. Вы никогда ничего не делаете просто так. Хотите похвастать новыми достижениями?
— Не совсем.
— Повиниться в ошибках? — съехидничал первый советник.
— Тоже нет. О ней немного позже, пока о более насущных делах.
— Разделяй и властвуй, — хохотнул второй советник. — Тогда горожане ни за что не столкуются с лесовиками.
— Совершенно верно. Агорафобия и клаустрофобия исключают друг друга. Но мне нужна более эффективная помощь первого советника. Постоянная, ежедневная, настойчивая, целеустремленная обработка должна помочь закрепить сформированный образ врага. Ваши глашатаи слишком ленивы.
— Хорошо, — кивнул первый советник. — Мы учтем это.
Мэр сделал умное лицо.
— Правильно. Накажите их.
— Теперь об изменившейся ситуации, — не обращая на него ни малейшего внимания, продолжал магистр. — Ракета должна быть в наших руках любой ценой. Это совершенно очевидно. Вопрос лишь в том, с какими целями мы будем ее использовать.
— Уничтожить наследие черных времен, — брякнул мэр. — Незыблемость! Порядок! Установление!
— Да, конечно, — утешил его первый советник. — Стоит ли использовать ее для нашей эвакуации?
— Наше положение так плохо? — невинно спросил магистр.
— Не цепляйтесь к словам!
— Конечно, уровень жизни у них сейчас намного выше, чем здесь, — вздохнул второй советник.
— Но будете ли вы там советником магистрата? — ядовито осведомился первый советник.
— Скорее музейным экспонатом, — уныло ответил магистр. — Или пациентом сумасшедшего дома.
Второй советник скривился.
— Это даже не вопрос для обсуждения. А будем ли мы пытаться установить связь?
— Нет! — выкрикнул первый советник. — Это приведет к тем же результатам.
— Значит, средство устрашения, — подвел итоги магистр. — Угроза, которая действует тем, что существует.
— Вы говорите так, словно ракета уже у вас в руках, — вздохнул второй советник.
— Техника — это ваша епархия, — парировал магистр.
— Сейчас ею командует тот полоумный мальчишка, — при этих словах первого советника передернуло. — И не обрушит ли он эту угрозу на наши головы?
— Он не мог овладеть всеми механизмами ракеты за такой короткий срок, — уверенно возразил второй советник.
— Если бы не кое-чьи старания, — первый советник кивнул в сторону магистра, — я разделил бы вашу уверенность.
— Люди — это мое, — туманно ответил тот.
— Вы обещаете? — недоверчиво прищурился второй советник.
— Я недаром так берег их психику. Вместе с профессиональными навыками должны были проснуться и некоторые нравственные запреты.
— Это вы хотите проверить экспериментальным путем? — не унимался первый советник.
— Вы гарантируете? — в упор спросил второй советник.
— Своей головой, — твердо ответил магистр.
— Абсолютно правильно, — согласился мэр.
— Но ведь под влиянием Неправильного Мира эти запреты могли ослабнуть, — предположил первый советник.
— Еще неизвестно, кто на кого сильнее влияет, — пожал плечами магистр.
— И что из этого следует? — спросил первый советник.
— То, что системой самых простых мер, скажем, наличием заложника, его можно заставить делать все, чего мы захотим.
— Но я предпочту подкрепить ваши действия своими доводами, — добавил второй советник.