Радуга Шесть

Клэнси Том

Попов подумал, как ему следует ответить на такой вопрос, и решил говорить правду:

— Террористы, вы называете их таким словом.

— Вот как? Какие, например?

— Главным образом европейцы, но доводилось встречаться и с террористами со Среднего Востока. Я говорю на многих языках, и потому могу свободно беседовать с представителями разных стран.

— Это было трудно? — спросил доктор Киллгор.

— Нет, пожалуй. У нас были одинаковые политические убеждения, и моя страна обеспечивала их оружием, подготовкой, доступом к различным

объектам в Восточном блоке. Можно сказать, я был агентом по путешествиям, иногда предлагал им цели, на которые следует совершить нападение, как плату за нашу помощь, понимаете.

— Ты давал им деньги? — на этот раз прозвучал голос Маклина.

— Да, но это были небольшие суммы. У Советского Союза ограниченные резервы твердой валюты, и мы никогда не платили нашим агентам большие деньги. По крайней мере я не платил, — сказал Попов.

— Таким образом, ты посылал террористов убивать людей? — Это спросил Киллгор.

Попов кивнул:

— Да. Часто это было моей работой. По этой причине, — добавил он, — доктор Брайтлинг и нанял меня.

— Вот как? — спросил Маклин.

Дмитрий подумал о том, насколько разумно продолжить такой разговор.

— Да, он попросил меня организовать такие же акции для «Горайзон Корпорейшн».

— Значит, ты и есть тот парень, который проталкивал операции в Европе?

— Я вступал в контакт с различными людьми и делал предложения, которые они осуществляли, и таким образом, полагаю, у меня на руках кровь как у соучастника операций. Но не следует воспринимать такие проблемы слишком серьезно, верно? Это моя работа, и это было моей работой в течение некоторого времени.

— Ну что ж, тебе повезло, Дмитрий. Именно поэтому ты и находишься здесь, — сказал ему Маклин. — Джон очень лояльно относится к своим людям. Ты, должно быть, хорошо справился с работой.

Попов пожал плечами:

— Возможно. Он никогда не говорил мне, зачем ему требовались подобные операции, но я думаю, это помогло его другу Хенриксену получить консультативный контракт для Олимпийских игр в Сиднее, за которыми я сейчас наблюдаю по телевидению.

— Совершенно верно, — подтвердил Киллгор. — Для нас это было очень важно. — Надо мне тоже посмотреть эти игры, подумал эпидемиолог, они будут последними.

— Но почему?

Они заколебались, услышав прямой вопрос. Врач и инженер посмотрели друг на друга.

Киллгор заговорил первым.

— Дмитрий, как ты относишься к окружающей среде?

— Что ты имеешь в виду? Вот здесь? Она великолепна. Ты научил меня многому во время этих утренних конных прогулок, — ответил русский, тщательно подбирая слова. — Это небо и воздух, прекрасные поля травы и пшеницы. Я никогда не думал о том, каким прекрасным может быть мир. Наверно, потому, что вырос в Москве. — Москва — поразительно грязный город, но они не знали этого.

— Да, но не все такое прекрасное.

— Я знаю это, Джон. В России — ну там, понимаешь, государство

не так заботится о природе, как вы, американцы. Они практически погубили всю живность в Каспийском море — оттуда получали черную икру — химическими ядами. А к востоку от Урала есть место, превратившееся в пустыню, — она возникла из-за работ по созданию атомной бомбы, которые велись там. Я не видел ее, но мне рассказывали. Дорожные знаки говорят вам, что нужно ехать как можно быстрее, чтобы миновать зону радиоактивного заражения.

— Да, но, если мы не проявим осторожность, погибнет вся планета, — заметил Маклин.

— Это будет преступлением, вроде того, которое совершили гитлеровцы, — сказал Попов. — Это работа варваров, не имеющих понятия о цивилизации. Видеокассеты у меня в комнате ясно говорят об этом.

— Как ты относишься к убийству людей, Дмитрий? — задал вопрос Киллгор.

— Это зависит от того, кто эти люди. Существует немало людей, которые заслуживают смерти по той или иной причине. Но у западной культуры существует странное представление, что убивать — это почти всегда плохо. Вы, американцы, не можете даже убить своих преступников, убийц и насильников, не преодолевая множества препятствий, которые ставят на пути различные инстанции. Мне это кажется удивительным.

— А как ты относишься к преступлениям против Природы?

— Не понимаю тебя.

— Ну, поступки, которые наносят вред всей планете, убивают целые виды живых существ, отравляют землю и моря. Как ты относишься к людям, ответственным за это?

— Кирк, это варварские акты, и виновных нужно сурово наказывать. Но как опознать преступников? Может быть, это промышленник, который дает приказ и получает огромную выгоду? Или это рабочий, который делает то, что ему говорят, и ему платят за это?

— Что говорили об этом в Нюрнберге? — спросил Киллгор.

— Ты имеешь в виду суд над военными преступниками? Там принято решение, что выполнение преступных приказов не является оправданием. — Это не было концепцией, которую преподавали в Академии КГБ. В ней он узнал, что государство Никогда Не Ошибается.

— Совершенно верно, — согласился эпидемиолог. — Но ты ведь знаешь, что никто не предлагал судить Гарри Трумэна за бомбардировку Хиросимы.

Да потому что он выиграл войну, дурак, подумал Попов, но не сказал вслух.

— Ты спрашиваешь, было ли это преступлением? Нет, не было, поскольку он покончил с большим злом, а приношение в жертву сотен тысяч людей было необходимо, чтобы восстановить мир.

— А как относительно спасения планеты?

— Не понимаю.

— Если планета гибнет, что следует предпринять, — какой шаг будет оправданным, чтобы спасти ее?

Эта дискуссия обладала такой же идеологической и философской чистотой идеи, как марксистская диалектика, которую штудировал в университете Попов, и также не имела никакого отношения к реальному миру. Гибель всей планеты? Это невозможно.