Радуга тяготения
Шрифт:
— Ну-с, небось, вы-moего сдобриливодкой? Ха? — переходит к: — Влад, ах ты жопа, как оно? — Русские, кажется, не понимают — им остается трактовать лишь клыкастую улыбку и пасхальные яйца глаз. Ленитроп как раз фыркает пеной из носа, когда Клёви замечает его и выкатывает глаза по-серьезу. — Вонон, — ревет оглушительно, тыча в Ленитропа дрожащим пальцем, — вон он, асейный этот сукин сын, взятьего, ребята! — Взять его,ребята? Мгновение Ленитроп разглядывает этот палец, оформленный обворожительными росчерками и завитками ангельского жира.
— Да ладно вам, ладно, друг
— Подъем, дуболомы, — орет Клёви, — держите эту сволочь! — Сержант с мальчишеским лицом и седыми волосами, что задремал, баюкая «тавотный шприц», просыпается с воплем «Боши!» — его оружие оглушительно палит в пивную бочку, снося нижнюю половину и водопадом мокрого янтаря и пены окатывая американцев, половина которых тотчас поскальзывается и хлопается на жопу. Ленитроп пробегает штольню с неплохим отрывом и взлетает по лестнице через две ступеньки. Выстрелы…Кошмарные взрывы в этом резонаторе. То ли «Канальи Клёви» слишком упились, то ли его спасает тьма. На верхушке лестницы он уже задыхается.
Очутившись в другом центральном тоннеле, Ленитроп рысит наружу, стараясь не думать, хватит ли дыхалки одолеть добрую милю до выхода. Не успевает он пробежать футов 200, как по лестнице за спиной уже карабкается авангард. Ленитроп куда-то юркает — видимо, в малярный цех, — оступается в луже вермахтской зелени и падает, едет средь вздымающихся волн черного, белого и красного и впирается в полевые ботинки пожилого человека с седыми буйволиными усами и в твидовом костюме.
— Gr"uss Gott [165] ,— говорит человек.
165
Зд.: приветствую (верхненем.).
— Слушайте, меня эти, по-моему, пытаются убить. Тут можно куда-нибудь…
Старик подмигивает, манит Ленитропа через штольню и дальше, в другой центральный тоннель. Ленитроп замечает исполосованный краской комбинезон и соображает его прихватить. Мимо еще четырех штолен, затем круто направо. Склад металлоизделий.
— Глядите. — Старик, посмеиваясь, шагает по длинному цеху меж голубых стоек холоднокатаных листов, груд алюминиевых болванок, снопов прутковых заготовок 3712,1624, 723… — Вот сейчас мы повеселимся.
— Не туда,мужик, они по этой фиговине спускаются. — Но эльф-переросток уже подтягивает трос с подъемника к высокой груде монеля. Ленитроп залезает в комбинезон, начесывает помпадур на лоб, вынимает перочинный ножик и обрезает оба уса.
— Вы смахиваете на Гитлера. Вот теперь они взаправдузахотят вас убить! — Немецкий юмор. Он представляется Глимпфом, профессором математики в Technische Hochschule [166] Дармштадта, научным консультантом союзного военного правительства, и это занимает некоторое время. — Ну, а теперь пускай бегут сюда.
166
Технический университет (нем.).
Я во власти буйного маньяка…
— Может, лучше прятаться тут, пока не плюнут?
Однако дальше в тоннеле слышатся приглушенные крики:
— В 37-м и 38-м все чисто, цыплятки!
— О’кей,
— Что нам делать?
— Вы эксперт по английской идиоматике. Скажите что-нибудь провокационное.
Ленитроп высовывает голову в длинный тоннель и с наианглийскейшим акцентом вопит:
— Майор Клёви сосет и причмокивает!
— Сюда! — Топочут сапоги галопирующих солдат, шляпки гвоздей трещат по бетону, а прочий зловещий металл в массе своей говорит цик… цик…
— Давайте, — сияет озорник Глимпф, включая подъемник.
Ленитропа посещает свежая мысль. Он опять высовывает голову и вопит:
— Майор Клёви сосет у НЕГРИТОСОВ!
— Я бы поторопился, — грит Глимпф.
— Ой, а я как раз удачно про его матушку придумал. — Дюйм за дюймом выбирается слабина в бухте троса между подъемником и прутковыми заготовками, которые Глимпф поставил так, чтоб рухнули поперек двери — будем надеяться, как раз когда появятся американцы.
Ленитроп и Глимпф поспешно исчезают через выход напротив. Примерно когда они добираются до первого поворота тоннеля, исчезает свет. Гудит себе вентиляция. Ее фантомные голоса черпают уверенность во тьме.
Груда монеля рушится с ужасным грохотом. Ленитроп нащупывает скальную стену и вдоль нее идет сквозь абсолютную черноту. Глимпф где-то посреди тоннеля, на путях. Дышит нормально, но посмеиваетсясебе под нос. За спиной глухие шатанья погони, однако света пока нет. Тихий лязг и пронзительное профессорское «Himmel» [167] . Вопли громче, а вот и первый фонарик, пора вылезать из ванны…
167
«О небо» (нем.).
— Что такое? Господи боже…
— Сюда. — Глимпф наткнулся на какой-то миниатюрный поезд, что ли, очертания едва видны — прежде на нем катали по фабрике гостей из Берлина. Они забираются в передний тягач, и Глимпф дергает рычаги.
Ну вот и славно, все на борт, должно быть, Клёви отрубил только свет, позади высверкивают искры, и даже ветерок подул. Славно прокатиться.
На бильярде или в классы режутся с азартом наци Здесь, в экс-прессе «Миттель-верк»! И забавные фашисты знай лишь крутят ус душистый, А куда мы — ты узнаешь после дождичка в четверг. В страну, что чуть дальше, успеть позарез, Дефицит и налоги — не наш интерес, Для Минни и-Макса — явный-прогресс, Наш «Миттель-верк-экс-пресс»!Глимпф зажег лобовую фару. Из боковых тоннелей, грохочущих мимо, глядят фигуры в хаки. Белки глаз на миг отблескивают светом и мигают мимо. Кое-кто машет. Крики доплерируют — Эй-эййй-й-й-й— точно клаксоны на переездах, мчишь домой среди ночи поездом по Бостонско-Мэнской… Экспресс поспешает. Влажный ветер свистит мимо. В обратном рассеянии прожектора видны силуэты боеголовочных деталей, груженных на две небольшие платформы, которые тащит тягач. Местное карликанство разбегается и хохлится вдоль полотна, почти за границей света. Маленький поезд они полагают своим и обижаются, когда его забирают большие люди. Кто-то сидит на штабелях ящиков, болтая ногами. Кто-то во тьме учится стоять на руках. Глаза их светятся зеленым и красным. Кое-кто даже раскачивается на закрепленных вверху веревках, изображают камикадзэ, атакуют Глимпфа и Ленитропа с криками «Банзай, банзай», а потом, хихикая, исчезают. Все по сценарию. Они, в общем-то, вполне симпатичная…