Радуга в твоих ладонях
Шрифт:
Выйдя из отеля, они сели в «Фольксваген» и направились прочь из Стамбула.
— В любом провинциальном городе есть частные авиакомпании, они и без документов переправят куда угодно, — сказал Костя. — Главное, не напороться на полицейский патруль.
— Костенька, ты такой милый, ты так заботишься о такой маленькой дурехе, как я, — Рита с заднего сиденья обняла за плечи Костю.
«Не понимает она, что ли, ничего? Или не знает? — думала Ольга. — Навряд ли. Та же Марина все могла ей рассказать о деяниях Кости. Да ведь она не в себе, наверное, ее организм стал требовать дозу наркотика, и Гейдар, чтобы довезти ее до отеля, дал ей ее».
В аптеке Костя купил какие-то таблетки: как он объяснил Ольге, они помогут Рите, когда
Поздно ночью, миновав посты дорожной полиции, они приехали в Измир. Костя нашел частную авиакомпанию по справочнику. Это оказался небольшой загончик с ангаром, где стояли два маленьких самолетика — они были меньше, чем широко известный У-2.
Костя нашел летчика, полупьяного турка, долго разговаривал с ним.
— Мы летим в Ирак, — объявил он девушкам, — а из Ирака мы улетим обычным рейсом до Москвы; Интерпол нами, я думаю, не интересуется, и Ритин паспорт подойдет.
— Костя, милый, спасибо, я столько натерпелась. — Рита искренне обняла Костю и поцеловала в губы.
«Маленькая дурочка», — подумала Ольга.
Летели на небольшой высоте, были видны и звездное небо, и высокие, еще не покрытые листьями деревья. Самолет болтался в воздухе, его швыряло из стороны в сторону. «Разобьемся, ну и пусть», — думала мрачно Ольга, представляя перспективу жизни в России. Сколько ей придется платить собой, чтобы Костя вылечил Риту в лучшей клинике, где бы ее не поставили на учет. Ольгу тошнило, она то и дело склонялась к бачку, который протягивал ей пьяный летчик. Костя брезгливо посматривал на Ольгу, его больше занимала Рита, которая даже после такой жуткой жизни сохраняла семнадцатилетнюю свежесть и беспечность, особенно после очередной таблетки. Она расцветала и принималась щебетать, как птичка в ясную погоду. После публичного дома, где ее держали взаперти, после полицейского управления ее восхищало все, и болтанку она переносила хорошо, и радовалась звездам, остриям деревьев, которые им чуть не пропарывали низ самолета, и бесконечное: «Костенька, Костенька, что бы мы сейчас делали без тебя? Какой ты бесстрашный, какой умный!» — не сходило с ее уст.
«Летели бы точно так же с Игорем и Гейдаром», — мрачно думала Ольга.
— А как звали того абрека? — наконец обратился к Ольге Костя.
— Гейдар, — ответила Ольга.
— Вспомнил я его, — сказал Костя, — встречались по одному делу. Надо же, жив остался, сволочь.
— А ты забудь всех сволочей, Костя, забудь, ну их! — хохотала в эйфории Рита. — Ах, какой у тебя муж, Ольга, а ты еще собиралась разводиться, вот глупая!
«И разведусь, — думала Ольга между приступами сводящей живот тошноты. — Вот только вылечу тебя и подам на развод».
8
Лето выдалось дождливым и пасмурным, ясные дни были наперечет, зато под конец лету словно стыдно стало, что оно обмануло ожидания людей, и с середины августа погода установилась жаркая и сухая. Легкий ветерок развевал пеленки, которые развешивала сушиться на веревке, протянутой во дворе между двумя яблонями, Ольга. Ольга была рада и жаре, и ветерку. Пеленки сохли быстро, а у нее была еще целая гора стирки: и Гошкины ползунки, и штанишки, и распашонки, и кофточки. Она замочила белое белье в корыте и побултыхала рукой, взбивая пену. С трудом разогнув поясницу, посмотрела на Гошку. Он сидел в специальной ванночке для купания, подаренной Ритой. В ванночке было такое приспособление, в виде обруча, не позволяющее ребенку уйти в воду с головой и утонуть, если мамаша занята более важными проблемами. Такими, как, например, стирка. Гошке нравилось сидеть в ванночке под жарким солнцем. Пожалуй, только в ванночке он и сидел спокойно, а так все лез, куда ему не следует, научившись ползать. И ползал и по деревянным половицам кирпичного маленького домика, сбивая половички, которые выкладывала для него Клава, и выползал на крыльцо, сползал во двор,
— Я попрошу Сашу, нужно привезти для него манеж, — сетовала Клава. — Он же отравиться может, заболеть.
— Ничего с ним не случится, он уже взрослый мужчина у нас, ему уже десять месяцев, — смеялась Ольга. — Пусть развивает мышцы. — И стирала потом выпачканные в земле малюсенькие одежки.
Гошка, лежа в ванночке, учился говорить. Конечно, слова у него не получались, какие-то звуки, совершенно неоформленные и непередаваемые на человеческом языке. Он урчал, верещал, как маленькая обезьянка, а потом ему надоели игрушки, плавающие рядом с ним, — желтая рыбка и красный слоник, — и он вытащил из воды свою пухлую ножку с маленькими смешными розовыми пальчиками и стал пихать ее в рот.
Ольга азартно стирала, стараясь быстрее покончить со стиркой и помочь Клаве, как она и обещала, с огородом. Что-то там нужно было прополоть. Ольга не знала что — в огороде работала только под Клавиным руководством. Во все стороны летели пузыри от стирального взбитого порошка, переливаясь радугой. Несколько пузырей достигли Гошки, и он попытался поймать их рукой — они лопались.
— Все равно не поймаешь! — весело крикнула ему Ольга.
Гошка улыбнулся ей, показав четыре зуба.
Этот домик в Подольске уже полтора года снимала Ольга вместе с Клавой, женой актера Белова. Клава любила хозяйство и твердила, что без собственных фруктов и овощей, где нет нитратов, нынче не прожить, и ей надоел московский шум. А Ольга после развода с Константином получила от него однокомнатную квартиру в районе Цветного бульвара — царский подарок на прощание, но там не жила. На работу беременной, а потом с грудным ребенком устроиться было невозможно, и она сдавала свою квартиру, а на вырученные деньги снимала полдома в Подольске и могла безбедно растить Гошку.
Костя легко согласился на развод, как только узнал, что она беременна. И их развели моментально, пока не было заметно беременности. Воспитывать чужого ребенка он не хотел. Так что Олины страхи, что придется заставлять себя жить с ним, не оправдались. Он, по собственной инициативе, занимался здоровьем Риты, а когда она вышла из санатория, сделал ей предложение и отказа не получил. Рита о ВГИКе и не думала, вспоминала о своем желании с ужасом и к нему всегда примешивалось воспоминание о Турции.
— Да не актрисой я хотела быть, жизни я красивой хотела, — говорила Рита.
Ольга считала, что они с Костей идеальная пара, но к ним в высотку на Красной Пресне не ездила никогда и вообще с бывшим мужем отношений не поддерживала, не могла простить его.
Рита заезжала, предлагала деньги, но Ольга знала, что они Костины, и никогда не брала их. Вот только от ванночки отказаться не смогла. Гошка купаться любил, любил подолгу сидеть в воде и возмущался, зычно ревя, когда из боязни, что ребенок захлебнется, вечно занятая хозяйством Оля вытаскивала его из корыта, в котором купала прежде.
Стоять, нагнувшись над корытом, было трудно — очень уставала спина. На стиральную машину Ольга копила, но накопить никак не могла. То одно нужно для Гошки, то другое, а скоро пойдет, и уже не засунешь в меховой мешок, сшитый Клавой, — придется покупать пальтишко, валеночки, зимнюю шапку.
Ольга присела возле корыта, отдыхая, попробовала, как Гошка, поймать мыльный пузырь. Первый лопнул в ее руке, а второй лег на ладонь, переливаясь цветами радуги. «Поймала радугу», — усмехнулась Ольга, вспоминая свои мечты. Радуга-удача. «Вон моя удача, в ванночке сидит и опять ногу грызет».