Радужная Нить
Шрифт:
Я смотрел на ки-рина, не замечая, как струйки воды стекают по шее. Обманщик! Зачем он притащил меня сюда?! Да, знаю, я сам рвался к этим берегам. За снадобьем и, каюсь, одолеваемый любопытством. Но мой проводник-то понимал, будь он неладен, что здесь не обрести желаемого?!
— Успокоился? — с некоторой холодностью в голосе осведомился тот. В иное время я бы почувствовал себя виноватым, но не сейчас. — Вижу, что нет. А ведь я предупреждал, да не намекал, а прямо тебе говорил: не существует эликсира бессмертия! Нет его, понимаешь? Но ты же упрямый, вбил себе в голову, что приказ императора должен быть выполнен во что бы то ни стало. Интересно, попросил бы он луну с неба в
— Набрал воды в ладони и дал ему полюбоваться на отражение, — отрезал я, вспомнив одну из загадок, которыми так любил упражнять наши умы наставник.
— И расстался бы с жизнью, — с горечью молвил мой собеседник. — Твой дядя не показался мне человеком, способным удовольствоваться отражением луны. Таким, как он, подавай целую, в нераздельное пользование! Потому-то время Алой Нити и истекло! Череда подобных правителей истончила её, некогда такую прочную, истёрла и обесцветила. Известно ли тебе, для кого твой милосердный повелитель предназначал снадобье?
— Ну как же, — опешил я, — для младшего принца! Что за вопрос? Разве волнение Сына Пламени за участь господина Коори было наигранным? Разве он не любит последнего сына безмерно?
— А ты читал его мысли? — топнул копытом тот. — Откуда ты знаешь? Ты был свидетелем нашей беседы, но что ты видел, кроме выражения его лица, и что слышал, кроме слов?
— А ты читал его мысли?! — крикнул я в ответ. — Ты — читал?
— Нет, — глухо ответил он. — Я читал его чувства, мне этого хватило.
Встряхнув разноцветной гривой, он, не оглядываясь на меня, пошёл вверх по течению ручья. Ничего не оставалось, как последовать за ним, и я поплёлся, ругаясь сквозь зубы и сопя. Спор, оборванный в самом разгаре, оставляет после себя ощущение безысходности. Резкий подъём не способствовал восстановлению душевного равновесия, и ноги, путающиеся в высокой траве — тоже. Вскоре, правда, растительность поредела и стала низенькой, стелющейся по склону, но всё больше крупных валунов пришлось обходить. Скалы приближались с каждым шагом, и я никак не мог догнать Ю, а звать его и просить передохнуть не позволяли гордость и свежая обида. Уже думал, что колени мои надломятся, как примятая трава, когда мы дошли до самых скал. Дальше пути не было. Ручеёк тонкой ниточкой падал с неимоверной высоты, не касаясь стены; он звенел, как туго натянутая струна. Солнце поднялось над горой, и брызги, отскакивающие от поверхности глубокой каменной чаши, искрились в его лучах. Ю стоял поодаль, продолжая не замечать меня.
— Зачем мы сюда пришли? — выдохнул я, упав на край этого удивительного водоёма, созданного природой и временем. — Стоило тащиться на такую высоту, чтобы потом спускаться обратно!
"Хотя здесь красиво", — добавил я мысленно, и тотчас же вспомнил, что сокровенного у меня ничего нет. Почувствовал раздражение и подавил его. Винить Ю ещё и в том, что он читает мысли, совсем уж недостойно. Наверно, бедняга не стал бы этого делать, если бы мог выбирать.
— Да, предпочитаю оберегать себя от чужой глупости, — отозвался тот. Уже не сердясь. — К сожалению, прекратить это так же легко, как перестать дышать. Что касается восприятия чувств, то оно доступно мне и за пределами Юме. Я бы даже сказал, что они сами по себе есть Юме. А когда человек обуян одним стремлением, граничащим с помешательством, с отказом от всего, что раньше было ему дорого — такие переживания обращают на себя внимание, как гром среди ясного неба.
— Ты о Сыне Пламени? — нахмурился я, а мой собеседник повернул голову, и рог его опустился и поднялся.
— Одна идея поглотила его. Бессмертие. Для Коори,
Разве мысли могут быть такими, Кай? Сам посуди, даже смятённый рассудок заметит множество погрешностей в этих умозаключениях. Но так кричали его чувства: вопили, орали, словно младенец, требующий безраздельного внимания няньки. Алчность и страх — вот то, что обращает благие намерения во вред, и делает счастье проклятием. А теперь скажи: ты сам для кого хочешь бессмертия? Пусть эликсира и не существует, может ведь оказаться и другой способ? Ну же, решай!
— Не знаю, — прошептал я, уставившись в воду. — Теперь не знаю…
Боги, а вдруг и за моим следованием долгу скрывается себялюбивое желание приобщиться к вечности? Вдруг измышления о том, что она дарит лишь боль, не что иное, как фальшь, самообман? Как бы я поступил, услышав, что вода в ручье действительно даёт вечную молодость? Не припал ли к ней с ещё большей жадностью? Жить вечно и делать для окружающих то, что можешь — как Тосихико! Учиться и совершенствоваться, не опасаясь, что времени не хватит, что нить жизни прервётся, не успев сплестись с другими в прекрасный рисунок. Не бояться быть убитым, остаться калекой и сделаться обузой для других… просто не бояться конца! Да, отец доказал мне, что смерть не страшна, но кто может ответить, какой окажется моя смерть? Я действительно не знаю…
— А каково это, жить вечно? — я поднял глаза на ки-рина. — Тебе ведь известно?
— Лишь в малой степени. В моём случае вечность — краткие проблески счастья во тьме одиночества. Даже радужный мир Юме не делает жизнь ярче, если его не с кем разделить.
Вот как… сколько раз я задумывался, почему юмеми в первый же день знакомства увлёк меня в царство тайн! Он объяснял это предчувствием, но так невнятно… Что ж, ещё одной загадкой меньше! Кстати, кто там говорил, что с самого начала ощущал во мне нечто особенное, в чём не был убеждён до определённого времени, но во что очень хотел поверить? Ну же, Ю? Мне любопытно!
— Хорошо бы услышать ответ на поставленный вопрос.
Всегда так. Кому сказано, что не знаю?!
Но Ю упрямо молчал.
Я разглядывал рябь от солнечных зайчиков на поверхности чаши, и вдруг мой взор скользнул глубже, на самое дно, что оказалось устланным прозрачными разноцветными камешками. Красиво! Закатив рукав, я опустил руку в ледяную воду и загрёб горсточку самоцветов. Интересно, драгоценные они или тоже обманка, как и золото Горы? Попросить на память вон тот алый «яхонт»? Или окатыш цвета юной листвы в месяц Светлой Воды, выпрыгнувший из пальцев обратно на дно, словно маленькая древесная лягушка?
Я перебирал камни, лежащие на ладони, пока не добрался до тёмно-синего, таинственно мерцающего самоцвета и нескольких кристалликов хрусталя, затесавшихся меж пальцев. Вот бы Мэй подарить! Заказать украшение, и чтобы она надела его на свадьбу с Хоно, не опасаясь быть неправильно понятой. Как бы оно подошло к её глазам и жемчугу волос! А золотистый, искрящийся камень вручить Ясу, чтобы он порадовал свою невесту перстнем с вечным светом внутри. Пусть передают из одного лисьего поколения в другое…