Раиса, Памяти Раисы Максимовной Горбачевой
Шрифт:
Ходили в школу, на пионерские сборы, потом на комсомольские собрания. Гордились Магниткой, Днепрогэсом, Комсомольском-на-Амуре, челюскинцами, Валерием Чкаловым, Валентиной Гризодубовой. Восхищались подвигом Александра Матросова, Зоей Космодемьянской, молодогвардейцами. Зачитывались книгами. Мечтали о далеких путешествиях, дальних странах, городах. Я лично мечтала быть капитаном дальнего плавания... Мечтали найти клад... И еще, знаете, играли в войну... Конечно, играли и в школу, и в кукол, но вот у меня в памяти осталось: в войну...
Да, если сейчас, с высоты пройденных лет, задуматься над детством моим, моего поколения... то главное, что вспоминается, - все-таки
И наконец, Отечественная. Сорок первый - сорок пятый. Миллионы потерянных жизней, миллионы жизней покалеченных. Опустошенные дома, осиротевшие семьи, разрушенные города, села, сожженная земля... Переполненные вокзалы. Страна вокзал. Лишь два чувства, казалось, реют над нею: прощания и ожидания. Опухшие от голода лица. И чувство страха - потерять продуктовую карточку, хлебную карточку!
– я помню его до сих пор. И сбор колосков, мерзлой картошки в поле. Все это было. Было для меня, как и для всех моих сверстников.
А потом - счастье Победы. Это надо пережить. Счастье возвращения близких и родных - живыми. И вообще - это захлестнувшее после войны счастье жизни, просто, понимаете, физической жизни!
Отец мой, 1907 года рождения, украинец. Мать, 1913 года, русская, сибирячка...
Георгий Владимирович, мы с Вами договаривались, что в моих суждениях не будет какой-то четкой и строгой последовательности, так ведь? Скорее мозаичность. Импульсивность. Что возникло в памяти, что совпало с сегодняшним настроением. Это ведь не мемуары, не так ли?
– А мне как раз и нравится, что не мемуары. И нравится, что Вы волнуетесь, вспоминая свое детство, те годы, а не раскладываете все бесстрастно по полочкам...
– Папа всю жизнь проработал в системе железнодорожного транспорта. В автобиографиях я всегда писала: отец - служащий-железнодорожник. Беспартийный. Да-да, беспартийный. Вера в партию пришла к моему отцу вместе с Михаилом Сергеевичем - моим мужем. Несмотря на разницу в возрасте, он стал для него коммунистом, олицетворяющим правду и справедливость.
В Сибирь отец приехал весной 1929 года. Сам он из Чернигова, а весной 29-го приехал в Сибирь. ...> Первой железной дорогой, которую отец строил, была дорога Рубцовск - Риддер на Алтае. Его родители - отец, Андрей Филиппович, и мама, Мария Максимовна, - бросили в селе землю и перебрались на жительство в город - Чернигов. Бросили, оставили землю, потому что не могли прокормиться с нее. А отец в поисках работы приехал с товарищами в Западно-Сибирскую область - так она тогда называлась. Сейчас это Алтайский край. Приехал на строительство железной дороги. Строительство этой дороги проходило через село, где родилась моя мама, Веселоярск. Да-да, есть такое село - я только что получила оттуда письмо с новогодними поздравлениями... Так вот, здесь, в Веселоярске, и сошлись судьбы моих родителей. Вел-вел отец дорогу и привел - прямо к свадьбе.
Я была первым ребенком в семье. По православной традиции меня крестили. Не в церкви - какая уж там церковь в 1932 году, в самый разгар борьбы с ними, церквами, - а на квартире у священника. Правда, имя выбрали не из святцев. Вы же знаете традицию: раньше священник предлагал имя, отыскивая его в святцах. А мое имя выбирали уже сами родители. Отец выбрал... Он мне потом объяснил, что для него оно означало "рай". Райское яблочко... Отец, очень
Родители матери, Петр Степанович и Анастасия Васильевна, тоже потомственные крестьяне. Легко ли им жилось? Не верь, говорит мне сейчас мама. Не верь, что процветали крестьяне в прошлом! Тяжкий, беспросветный труд. Земля, скотина, скудная еда. А бедная твоя бабушка!
– восклицает всякий раз моя мама, Александра Петровна. Каторга у нее была, а не жизнь! Каторга! Пахала, сеяла, стирала, шестерых детей кормила. И - всю жизнь молчала...
Землю родителям дал Ленин - так всегда говорит моя мама. Раньше у них своей земли не было. Сказали, вспоминает мама, бери, сколько хочешь, сколько можешь обрабатывать. Но в начале 30-х годов семья деда была раскулачена, лишилась земли и дома, стала жить временными заработками. А затем деда, говорит мама, обвинили в троцкизме, арестовали, и он бесследно исчез.
– Да что Вы!..
Наша российская, тяжко, как общая солдатская шинель, пропитанная кровью, непредсказуемая история: у человека, который сидит напротив, совсем другого по роду занятий, возрасту, наконец, "происхождению", как говорили в старину, дед тоже раскулачен. Дед мой раскулачен, отец - переселен из одной части страны - читай: света - в другую. Где еще встретишь такое? У нас же, как это ни горько, на каждом шагу.
– Да-да, не удивляйтесь. Мама до сих пор не знает, кто такой Троцкий, а дед и тем паче не знал. И вообще до сегодняшнего дня мать не может понять, в чем провинился ее отец. Наша общая трагедия - все мы ее пережили. Почему я и сегодня так боюсь призывов, раздающихся с разных сторон, "искать виновных". Ведь это - новый кровавый круг!
Бабушка умерла от горя и голода как жена "врага народа". И оставшиеся четверо детей были брошены на произвол судьбы...
А вообще дед, Петр Степанович, учил своих сыновей. Старшего, Александра, умершего в 26 лет, выучил на экономиста. Учил и младшего, Ивана. Образованию дочерей по российской традиции особого внимания не уделялось. В крестьянских семьях женщины почти сплошь были неграмотны. Моя мама тоже с восьми лет пахала, ткала. Уже будучи замужем, окончила ликбез. Помогла своей младшей сестре получить фармацевтическое образование. Мама у меня - человек природного, острого, одаренного ума. Отсутствие образования всю жизнь считает трагедией в своей судьбе. А главной целью своей жизни видела - дать настоящее образование собственным детям. И действительно всем детям дала хорошее образование.
Мама не работала на производстве, была домохозяйкой. Бесконечные переезды семьи вслед за отцом-железнодорожником, хлопоты, связанные с этим, случайно доставшиеся квартиры - каких "гнезд" у нас только не было: и бараки, и щитовые сборные домики... Хотя нет, был и прекрасный, большой деревянный дом на Урале. Он достался нашей семье в годы войны - я уж и не знаю, какой оказией. А какое-то время была и "квартира" в помещении бывшего монастыря. Представляете? Война. Да и после войны семья по-прежнему жила, как живут перелетные птицы. Только через 40 лет работы отец и мать получили, причем с большим трудом, постоянное жилье.