Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны
Шрифт:
— Все понятно! ДПО не справился с возмущающим моментом из-за несимметрии, и гироскоп выдал команду «Авария-2» после восьмиградусного ухода. Но это не страшно — тормозной импульс полноценный. Только теперь после команды «Авария» мы сорвемся с управляемого спуска на баллистический. Система ориентации выключена.
— Разделение пройдет по термодатчикам, — передал я Мишину.
Тут же прошел доклад по «громкой»:
— Есть разделение по термодатчикам!
Время 6 часов 15 минут 14 секунд. Группа анализа успела разобраться и доложила,
СКД сработал нормально.
Разделение прошло.
Средства ПВО обнаружили СА в 6 часов 22 минуты и подтвердили прогноз баллистиков. Спускаемый аппарат идет на посадку в 65 километрах восточное Орска.
Расчетное время приземления 6 часов 24 минуты.
Доклада с места посадки мы ни от кого не дождались. Госкомиссии теперь мы не нужны. Даже Гагарин не мог выяснить по сложной системе связи ВВС, как прошла посадка.
— В этой службе поиска генерала Кутасина никогда ничего не узнаешь, — проворчал он. — Пока он не доложит Главкому, никто от него ясного ответа не получит.
От нашего представителя на полигоне удалось узнать, что, по докладу генерала Кутасина, «служба поиска обнаружила спускаемый аппарат на парашюте южнее Орска. Госкомиссия разлетается: кто к месту посадки, а кто — в Москву».
От имени всего руководства ГОГУ Агаджанов поздравил и поблагодарил всех участников бессменной круглосуточной вахты и предупредил, что после короткого отдыха к концу дня каждая группа должна представить отчет.
—Товарищи! Прошу всех к восьми часам в столовую. Вы заслужили хороший завтрак, — объявил начальник пункта.
Мы приняли предложение с большим энтузиазмом. Оставив дежурного офицера на связи, разошлись, чтобы привести себя в порядок перед торжественным завтраком.
Завтрак действительно был отличным, тем более, что из особого фонда военного руководства за столом появились бутылки грузинских вин, припасенных на случай пребывания на пункте всей Госкомиссии.
После утоления первых приступов аппетита и жажды мы наконец почувствовали, что можем расслабиться. Каждый наперебой говорил о своих переживаниях. Не обошлось «без перемывания косточек» авторам систем, по вине которых мы оказались в критической ситуации.
Если бы мы ведали в то утро, что не ругать, а благодарить надо тех, по чьей вине не открылась панель солнечной батареи и отказал датчик 45К!
Гагарин не упустил случая. Обращаясь ко мне и Раушенбаху, хитро улыбаясь, сказал:
— Что бы мы делали без человека! Ваша ионная система оказалась ненадежной, датчик 45К отказал, а вы все еще не доверяете космонавтам.
Мы порядком осовели и, признавая свои ошибки, обещали так строить управление, чтобы космонавт имел доступ ко всем операциям наравне с «землей».
В разгар веселых споров вошел офицер, передавший Гагарину срочный вызов на связь.
—Это, наверняка, Москва, — предположил кто-то. — Сейчас мы узнаем порядок торжественной встречи в Москве.
Минут
— Мне приказано срочно вылетать в Орск. Приземление прошло ненормально. Больше ничего не знаю.
Только в конце дня перед вылетом в Москву мы узнали о гибели Комарова.
Поздним вечером 24 апреля, когда я вернулся домой, Катя встретила меня указаниями — звони немедленно Мишину!
От Мишина я узнал, что для расследования причин гибели Комарова образована правительственная комиссия. Председатель — Устинов. Мне и Трегубу вместе с Агаджановым надлежало немедленно подготовить краткий отчет о всех действиях ГОГУ, всех выданных командах и анализе работы систем. Пока ясно, что главная причина в отказе парашютной системы. То ли ненормальная работа СУСа, то ли отказ в схемах выдачи команд на открытие люков — в этом надо разобраться. Мишин уже побывал на месте приземления.
— Картина ужасная. Комаров сгорел. Все приборы обгорели. Мы должны быстро найти причину, почему не расчековался основной парашют.
Пока мы летели, в ОКБ были собраны все специалисты и проектанты. Парашютисты и электрики. Идет разбор версий. На полигон даны команды подготовить детальную справку о всех замечаниях при испытаниях. Уже сегодня по радио будет сообщение ТАСС, а назавтра — в газетах. Урна с прахом Комарова будет выставлена в ЦДСА. Предстояла бессонная ночь. На этот раз в ОКБ за разбором схем и горячими спорами по различным гипотезам.
Споры затихли при передаче по радио последних известий. В сообщении ТАСС после короткого перечня о событиях испытательного полета говорилось:
«… Однако при открытии основного купола парашюта на семикилометровой высоте, по предварительным данным, в результате скручивания строп парашюта космический корабль снижался с большой скоростью, что явилось причиной гибели В. М. Комарова. Безвременная гибель выдающегося космонавта, инженера-испытателя космических кораблей Владимира Михайловича Комарова является тяжелой утратой для всего советского народа…»
Сообщалось также, что указом Президиума Верховного Совета СССР Комаров посмертно награжден второй медалью «Золотая Звезда» и на родине героя будет установлен его бронзовый бюст.
Утром 25 апреля большая делегация наших сотрудников во главе с Мишиным была в ЦДСА. Мы привезли венок и стояли в почетном карауле.
Вторая «Золотая Звезда» уже была прикреплена рядом с первой на красном бархате перед утопавшей в цветах урной.
Поток москвичей, пришедших на прощание, не иссякал до позднего вечера. 26 апреля продолжался доступ для прощания в Краснознаменный зал ЦДСА.
Наша делегация ехала в составе длинной похоронной процессии от ЦДСА к Дому союзов. Улицы и площади были заполнены толпами людей. На траурном митинге с трибуны Мавзолея выступили Суслов, Келдыш и Гагарин. Когда урну с прахом устанавливали в нишу Кремлевской стены, прогремел артиллерийский салют.