Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны
Шрифт:
Когда я вышел из переговорной будки, Ирен заметила: «Вы сильно изменились в лице».
Еще бы не измениться! В это время распахнулись двери и возбужденные участники заседания вышли из зала, на ходу договариваясь, кто на какой машине куда поедет. Королев, махнув рукой, не стал меня слушать и умчался по вызову Брежнева.
Я доложил о случившемся Тюлину. Мы с ним приехали в его кабинет, и начались перезвоны по «кремлевке», ВЧ и простым телефонам.
Первая задача — заказать новые батареи. В институте Лидоренко выяснилось, что главная по всем космическим батареям Ирина Яблокова уже получила известие с полигона и готовит новый комплект. На нашем заводе со следующего
Без всяких команд «сверху», в ответ на призыв о помощи с полигона, самые разные люди немедленно отреагировали, и, действительно, к трем часам ночи на аэродром было доставлено все, что требовалось для ликвидации последствий несчастного случая с АЛСом.
Перед выездом на аэродром я успел позвонить в Симферополь Богуславскому, который на НИП-10 спал сладким сном. Он для начала чертыхнулся, а затем сказал, что АЛС действительно «сжег» его заместитель Пиковский, и добавил:
— Но если ты думаешь, что после этого я буду хуже спать, то ошибаешься. Я уверен, что вы завалитесь на траектории раньше, чем дело дойдет до АЛСа. Шабаров мне только час назад звонил и сказал, что он собрал «народ». «Народ» ему обещал, что к прилету Госкомиссии все «бу сделано».
Морозной ночью в три часа вылетели из Внукова на нашем Ан-12 Тюлин, Ходарев, Морачевский, заместитель Бармина Хлебников и я. В самолете мы сразу заснули. Нас разбудил командир и доложил, что в Тюратаме туман, аэродром закрыт и мы идем на посадку в Ташкент. Тюлин разбушевался, но командир корабля был непреклонен. Мы вылетели из Москвы при температуре минус 19, а сели в Ташкенте ослепительным солнечным и жарким днем. Пока на базаре подкреплялись шашлыками, Тюратам дал согласие на прием самолета, и мы опять в воздухе. Через 12 часов путешествия мы снова «дома».
«Народ», о котором ночью Шабаров говорил по ВЧ с Богуславским, обещание выполнил. АЛС успели восстановить даже без новых кабелей и приборов, которые прилетели вместе с нами. Теперь пытаются нагнать потерянное время и войти в график.
А МИК между тем гудит, как улей. Посменно идут испытания ракет-носителей и — параллельно — трех космических аппаратов. В запретных для курения местах за ночь вырастают кучи окурков: удаляться на перекуры в отведенные места нет времени. В испытательном зале обсуждаются схемы, кого-то по телефонам разыскивают в гостиницах и срочно вызывают, спорят вокруг ошибок в инструкциях, что-то перепаивают, сосредоточенно манипулируют за пультами, на которых загораются, горят и гаснут многоцветные транспаранты.
21 марта 1964 года четвертый пуск программы закончился очень быстро. На третьей ступени носителя — блоке «И» не открылся главный кислородный клапан. Это был 100-й, юбилейный, пуск «семерки» с теперь уже исторической площадки № 1.
Воскресенский, который отошел от активной испытательной работы и выступал в роли консультанта, по поводу этого пуска беззлобно выругался: «Вот это „семерка“, наш самый надежный носитель, мы на нем людей пускаем, а он такие номера откалывает. А вы с Сергеем и Мишиным на Луну хотите Н1 с людьми пускать без стендовых испытаний».
В отказе главного кислородного клапана были виноваты двигателисты Косберга. «Обрыв штока клапана», — таково было заключение аварийной комиссии. Все клапаны для блоков «И» подлежали доработке.
После пуска E-6 21 марта мы не разлетались. 27 марта был пуск по Венере. Все три ступени носителя работали без замечаний, а блок «Л» уже не впервые
Принципиальный дефект схемы, разгаданный только благодаря новому запоминающему устройству, мог быть причиной предыдущих отказов блока «Л».
Как только причина последнего отказа была выяснена, разъяренные Королев и Тюлин начали искать Пилюгина. Он оказался на серийном заводе в Харькове. Потребовали его немедленного вылета в Тюратам.
Между тем для очередного пуска по Венере эта роковая ошибка в схеме была устранена с помощью паяльника за 20 минут. 20 минут на устранение ошибки, которая привела к гибели по крайней мере трех ракетно-космических комплексов!
Анатолий Кириллов не упустил случая упрекнуть сотрудников Пилюгина: «Чудаки! Разве можно докладывать Госкомиссии, что за 20 минут вы устранили ошибку, по вине которой погибло, может быть, три носителя. Надо было сказать, что в результате исследований, длившихся всю ночь, внесены существенные изменения в схему. Гарантируется ее надежность! Многократные испытания подтвердили правильность принятых решений. После такого доклада у начальства не было бы такого гнева!»
2 апреля состоялся запуск автоматической станции «Зонд-1» к Венере. Все четыре ступени сработали нормально, «Зонд» ушел, а мы переключились на подготовку пуска Е-6 № 5. В интервале между «Венерами» и очередной Е-6, пуск которой был назначен на 20 апреля 1964 года, появился зазор, который дал мне возможность улететь с полигона, чтобы проверить ход работ по подготовке «Молнии-1» и излить душу своим товарищам по поводу всех недостатков, выявленных при последних запусках.
Королев в этот период имел много встреч и разговоров в «верхах». Сильно обострились отношения между командованием Ракетными войсками стратегического назначения и Военно-воздушными Силами. Генерал Каманин, шефствовавший над космонавтами, проводил активную деятельность с целью подготовки постановления о передаче пилотируемой космонавтики в ведение ВВС. Причиной многочисленных аварий, по его мнению, являлась некомпетентность инженерного состава ракетных войск; офицеры-ракетчики, отвечавшие за приемку и контроль техники в промышленности, не имели опыта, накопленного авиационными специалистами.
Каманин, с которым мне приходилось встречаться по поводу систем управления «Востока», «Восхода» и подготовки космонавтов к технике управления, однажды обмолвился, что маршал Крылов — совсем неподходящая фигура для поста Главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения: «Он сугубо общевойсковой командир. Если ему министр обороны доверил стратегическое оружие — это еще полбеды. Но целей и задач космонавтики Крылов не понимает. Больше того, она приносит ему слишком много хлопот. Он не может воспринимать, а тем более поддерживать что-либо новое». Таково было мнение героя челюскинской эпопеи. Но по намекам самих военных ракетчиков я понимал, что так думает не один генерал Каманин.