Ракеты и люди. Лунная гонка
Шрифт:
Жена Исаева Алевтина Дмитриевна, активная участница байдарочных походов, доказывала, что владение садиком на берегу замечательного водохранилища вполне можно совместить с прогулками на байдарке. «Мы с Алевтиной, – рассказывал Исаев, – поженились после байдарочных походов, которые устраивали наши туристы. Но когда появилась на свет дочь Катя, поняли, что солнце, воздух и вода нужны не только по праздникам. И вот обзавелись этим „бунгало“. Если вам удастся выхлопотать здесь шесть соток, этого с лихвой хватит, чтобы по нагрузке заменить многодневные водные походы».
В
«А насчет унификации КТДУ, – сказал Исаев, когда мы уже собрались прощаться, – так я здесь не вижу проблем. Надо только, чтобы ваши проектанты не зазнавались, и мы всегда договоримся».
Мои поздние занятия в тот вечер прервали Раушенбах и Чижиков.
– Пора домой собираться, – сказал Чижиков. – Мы к тебе явились напрашиваться в пассажиры. Сегодня мы оба без машин.
Я взглянул на часы. Действительно, пора. Сгреб в папку все секретные материалы и позвонил в первый отдел.
– А у нас в Пирогове вчера ЧП произошло. Я с утра хотел к тебе зайти, но вместо этого попал в цех и закрутился, – сказал Чижиков.
– Что случилось?
– Алексея Исаева прямо с садового участка скорая помощь увезла в больницу.
– Он совсем недавно приобрел чешский мотоцикл «Ява». Неужели разбился?
– Нет, совсем не то. Вроде бы сильные боли в сердце.
– Это хуже. Ждите. Сейчас выясним.
По «кремлевке» я набрал номер Исаева. Ответил его первый заместитель – Владислав Николаевич Богомолов. Он тоже был владельцем садового участка в Пирогове. Богомолов подтвердил, что у Исаева начались сильные боли в области сердца. Вызвали скорую из Мытищ. В мытищинской больнице поставили диагноз – инфаркт. Соответственно строгий постельный режим на спине, капельница, уколы. Он, Богомолов, немедленно сообщил об этой беде в министерство. Там возмутились: «Какие еще Мытищи? Немедленно в „кремлевку“!» Из «кремлевки» примчалась в Мытищи карета скорой помощи с требованием выдать больного. Мытищинские врачи возражали. Перевозить в таком состоянии, по их мнению, было рискованно.
Кремлевские медики, осмотрев Исаева, якобы сказали, что никакой опасности нет и это вовсе не инфаркт, а боли от межреберной невралгии. Исаева забрали в «кремлевку». Что у него: инфаркт или невралгия – пока сказать он, Богомолов, не может.
А я-то собирался пригласить Алексея Исаева составить компанию – полететь в Евпаторию на посадку экипажа Добровольского.
Мечтал уговорить его после посадки перебраться в Коктебель и провести там денек, вспомнив предвоенные соревнования по крокету и прогулки на Карадаг.
Чижикову я напомнил:
– Помнишь, как славно мы порезвились с Исаевым в Коктебеле – тому уже 31 год! Золотые были денечки. Коктебель совсем близко, а попасть туда, видно, больше не судьба.
Что теперь делать? Ехать домой невозможно. По «кремлевке» позвонил Евгению Воробьеву. Несмотря на поздний час он оказался
– Я попытаюсь узнать. Но имейте в виду, что в «кремлевке» не любят, когда мы вмешиваемся.
Через пять минут Воробьев позвонил.
– Удалось узнать, что положение серьезное. Конечно, мне сказали, что делают все возможное и наша помощь им не нужна.
25 июня 1971 года Алексей Исаев умер. Коллектив КБ Химмаш был потрясен. Исаев пользовался не только авторитетом руководителя, но и искренней любовью коллектива, которая редко достается начальнику от подчиненных. Редко какой космический аппарат обходился без корректирующих орбиту двигателей Исаева. Ракеты ПВО и ПРО, ракеты, установленные на подводных лодках, летали на двигателях Исаева.
У Исаева было немного завистников и не было врагов. Я знал его 35 лет. Все это время казалось, что не только его мозг, но и сердце было охвачено пламенем инженерного творения. Он относился к тому редкому типу творца-руководителя, который, явившись утром на работу, мог собрать коллег и сказать:
– Все, что мы с вами вчера придумали, нужно выбросить в корзину и забыть. Мы «пустили струю».
Исаев не боялся объявлять о собственных ошибках, смело опровергал устоявшиеся мнения. Его поведение иногда вызывало возмущение в министерствах, когда срывались сроки, потому что Исаев требовал «выбросить» большой производственный задел как ненужную шелуху. Простота, доступность, бескорыстность выделяли его из среды равных по общественному положению.
Мишин позвонил мне с полигона.
– Завтра у нас пуск. Прилететь на похороны Алексея не успею. Как старый товарищ и представитель нашей организации помоги исаевцам.
Организовать помощь в похоронах было нетрудно. Председателем комиссии по похоронам был назначен первый заместитель министра Тюлин.
Он объяснил:
– Для похорон есть только один день. 27-го июня пуск Н1. 30-го июня посадка экипажа «Союза-11». За сутки все руководители, в том числе и фирмы Исаева, должны вылететь в Евпаторию. Значит, хоронить можно только 28-го. В ЦК договорились – даны указания похоронить на Новодевичьем кладбище. Надо быстро выбрать место. Мне передали, что родственники настаивают на старой территории Новодевичьего. Там очень трудно найти место. Но все команды даны. Вы в городе подготовьте к прощанию Дворец культуры. Впрочем, все сами понимаете. Министерство все расходы берет на себя. Не забудьте о транспорте. Если не хватит своих автобусов, нанимайте городские. Помогите Богомолову, если будут проблемы. Я приеду к вам с самого утра прямо во дворец.
Пуск Н1 №6Л вклинился в наше ритуальное расписание траурным салютом.
Старт состоялся в ночь с 26 на 27 июня 1971 года в 2 часа 15 минут 52 секунды по московскому времени. С вечера установили с полигоном связь по ВЧ, но организовать оперативную передачу телеметрических параметров не удалось. Информацию о том, что приосходило после старта, мы получали в виде не очень внятных устных докладов из бункера, а потом из вычислительного центра полигона, в котором производилась оперативная обработка информации телеметрических систем.