Рамаяна по-русски
Шрифт:
Равана вскочил с кресла, дал пинка своему визажисту, оттолкнул от кресла Маричи второго и, глядя в глаза гостеприимному соседу, недобрым голосом сказал:
– Не думай, Маратик, что тебе удастся отделаться от меня. Я хочу отомстить за моих братьев и присоединить северные земли. И ты поможешь мне в этом. Лучше не теряй времени. На сборы пять минут. Четыре уже прошли.
Марича хладнокровно кивнул визажисту, медленно поднялся и сказал:
– Тот, кто дал совет крошить батон на Ромыча, желает тебе смерти, Рави. «Унеси Свету!» Это совет врага, желающего
– Что-то я тебя не понял, Марат, – пробормотал Равана.
– Если ты похитишь Свету, Северный бастард придёт в Ланку и уничтожит тебя в твоей же столице.
– Наверное ты забыл, Марик, что Брахма даровал мне бессмертие и непобедимость в битвах с богами, асурами и магами, – теряя терпение, повысил голос император.
– Роман не бог. Он – человек, Рави. В этом вся загвоздка. Отправляйся домой и забудь о всякой мысли о мести. И ты будешь жить ещё очень-очень долго.
– Послушай, Марат…
– Всё, аудиенция закончена, – сказал Маричи – и обратная сторона Луны вновь погрузилась в космический холод и мрак.
– Маратик, а помнишь… – попытался возобновить разговор Равана.
– Пошёл на фиг, – отозвался Марича и исчез в кромешной тьме.
33. Должна быть в женщине какая-то загадка
Прилетев в Ланку, Равана пошёл в самый престижный кабак и с горя назюзюкался там так, что сам удивился. Правда, удивился он лишь на следующий день, и то ненадолго. Сначала в кабаке Равана долго аплодировал Элвису Пресли и танцевал рок-н-ролл до полной потери адекватности. Потом вспомнил, что Элвис давным давно покойник – и насмерть испугался, но Элвис развеял страхи Раваны, чистосердечно признавшись под пытками, что ещё не родился и понятия не имеет, что это за фигня такая рок-н-ролл. Равана наградил Элвиса орденом почётного легиона, похвальной грамотой третьей степени и вдрызг разругался с барменом, который наотрез отказался наливать ему в долг.
– Мало ли, что Вы император, Ваше Величество! Я один раз поверил самим архангелу Гавриилу с архистратигом Михаилом, так они третий месяц пять золотых, четыре сольдо и тридцать сребреников несут гады!
– Но я – твой августейший император!
– И даже не проси, Твоя Всемилость! Не налью – и точка.
– Это твоё последнее слово? – поднял правую бровь Равана.
– Да, Твоё Махавеличество! Ступай, проспись – и вся недолга.
– Ну, тогда я тебя казню, наглая твоя рожа.
– Опять? – наморщил лоб бармен. – Сколько можно? Не надоело Вам меня казнить каждую пятницу?
– Надоело, – согласился император, – всё равно казню. Привычка у меня такая дурацкая.
Из-за спины Раваны вылезла сосредоточенно-пьяная Шурпанакха, швырнула на стойку пачку екатерининских ассигнаций и просроченных лотерейных билетов брежневской эпохи, которые в то время ещё не вышли из оборота по причине того, что ещё не вошли, и от широты душевной произнесла:
– А налей-ка
Бармен молча принялся выполнять заказ, а вмиг протрезвевший Равана обратился к сестре:
– Ты как себя ведёшь, Шурпа? Не стыдно тебе королевскую семью позорить?
Грустная ракшаси поглядела на брата расфокусированным взором и произнесла:
– Убей Ромку, Равана! Убей его! Я его гада люблю, а ты его убей. И всё!
– Всё? – переспросил император.
– Нет, не всё! – передумала Шурпа и добавила: – Укради у него девчонку и женись на ней! Женись, брат! А я поеду к Ромику и скажу: не грусти, мой милый. Я хочу быть с тобой. Я так хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком, с правом на надежду. В комнате с видом на огни, с верою в Любовь. Понял, брат?
– Они любят друг друга и им хорошо вместе, – сказал Равана.
– По всем законам драмы ты не должен этого говорить, мой дорогой всемогущий император, – улыбнулась Шурпанакха.
– А тут прилечу я и увезу Свету. И Рома умрёт с горя. И моя сестра перестанет тосковать по нему.
– Нет, Рави, не перестанет, – громко заорала Шурпа. – Но всё равно укради Свету! Укради её! Ты слышишь?! Укради!!
– Как ты себя ведёшь? – покачал головой сокрушитель Индры и прочих богов.
– Видел бы ты как себя Ксения Собчак ведёт и эти… из «Дома-2».
– Нашла с кем сравнивать. Мы – порядочные демоны, а они – просто какие-то исчадия ада.
– Да, мы порядочные. И нам плохо. Они, эти Роман и Света, гнусно обидели нас…
– …самим фактом своего существования, – вставил Равана.
– Да, – согласилась Шурпанакха. – И поэтому ты, мой могущественный брат, должен восстановить справедливость: раз нам с тобой хреново, значит, пусть будет хреново всем, и в первую очередь Свете с Ромычем.
– Это мудро и справедливо, – согласился Равана.
Потом он обнял сестру за плечи и заговорщически сказал:
– А я уже хотел тебя в ссылку на атолл Бикини отправить, сестрица. Сыскари мне докладывали, что ты собираешься новую религию основать и писать по выходным и будням Ромаяну. А это, сама понимаешь, политическое преступление, грозящее пожизненным заключением.
– Я порой сама себя не понимаю, братишечка, – вздохнула Шурпанакха и добавила: – Я – величайшая загадка даже для себя самой.
– А по-моему ты просто дура, – вслух подумал Равана. Подумал, но ничего не сказал.
34. Там на луне, на луне, на голубом валуне…
Когда безвоздушное пространство обратной стороны земной спутницы сотряслось от грохота упавшего на лунную поверхность космического челнока, сидящий в небольшом уютном кратере Марича почувствовал беспокойство.
– Что-то ты зачастил ко мне, уважаемый император, – подумал правитель Луны и на всякий случай превратился в красивый овальной формы камень голубого цвета: больно уж не хотелось Мариче покидать насиженное место и ввязываться в откровенную авантюру, которую затевал его сюзерен Равана.