Рамаяна
Шрифт:
Великий царь плакал и продолжал стенать, обезумев от горя и дрожа в невыносимых муках, но жестокая Кайкейи отвечала ему безжалостно:
Если, дав слово, ты сожалеешь, доблестный монарх, то о какой жестокости ты можешь говорить? Что ты ответишь великим риши, когда они спросят тебя об этом, о добродетельный? “По милости Кайкейи я остался жив, но я нарушил данное ей слово”, — вот что ты скажешь. Ты несомненно станешь клеймом знаменитой династии Икшваку, если дав мне обещание, сегодня не исполнишь его. В истории стервятника и голубя царь Шивья отдал свою плоть во исполнение данного обета; Аларка выколол себе глаза и достиг вершин! Дав слово богам, Сагара, чьи границы были крепки, не выходил в море. Помни об этих случаях и не отказывайся от своего слова. О бесчувственный, неужели ты, поправ истину, возведешь Раму на трон и в конце жизни будешь наслаждаться с Каушальей? Будь то справедливо или нет, хорошо или дурно — ты не в силах отречься от своего слова. Если Рама будет коронован, я в тот же миг приму яд и умру у тебя на глазах. Смотреть,
Сказав так, Кайкейи замолчала, безразличная к стенаниям царя. Монарх от бездушного и жестокого ответа Кайкейи, требовавшей изгнания Рамы в лес и коронации Бхараты, онемел на мгновенье. Взволнованный, он пристально смотрел на возлюбленную царицу, чьи слова причиняли ему такую боль. Эта жестокая и грозная речь ранила его сердце и лишила надежды на счастье. Обдумывая решимость царицы и страшась обета, который она дала, он издал глубокий вздох и упал, как подрубленное дерево.
Чувства его были в замешательстве, как у безумца, черты исказились, как у больного, лишенного сил, или как у змеи, оцепеневшей силою заклинаний. В таком состоянии пребывал монарх. С презрением в голосе он обратился к Кайкейи:
Кто навязал тебе этот злобный план, убедив, тебя в его пользе?
Ты говоришь, словно одержимая злым духом; тебе не стыдно? Я не знаю, кто извратил тебя, но вижу, что ты не в себе. Чего ты страшишься, что пробудило в тебе такое желание? Ты требуешь коронации Бхараты и изгнания Рамы в лес!
Отставь этот злобный замысел, если сердце твое ищет блага твоему мужу или Бхарате и всему миру. Отвратительная негодяйка, что тебе за радость в таком злодеянии? В каком грехе, в какой ошибке ты упрекаешь Раму или меня? Бхарата не сможет занять трон без Рамы, но при поддержке Рамы, по-моему, он законно обретет величайшее могущество. Как я могу сказать Раме: “Уходи в лес!” — и смотреть ему в лицо, потускневшее и пораженное, как луна во время затмения? Как отменю я это решение, принятое на совете с моими министрами и друзьями, которые желают мне добра, и вызову тем самым смущение и растерянность, словно при неожиданном нападении врага? “Почему ты не коронуешь юного потомка Икшваку?” — спросят цари, съехавшиеся сюда со всего света. Что я отвечу старейшинам, исполненным добродетели и почета, когда они спросят меня о том, где Какутстха? “Я сослал его по настоянию царицы Кайкейи!” Если я скажу эту правду, люди сочтут меня лжецом. Что скажет Каушалья, когда Рагхава уйдет в лес? Что я ей отвечу, нанеся такую рану? Каушалья, выразившая рабскую преданность мне и пользовавшаяся моим доверием, не только моя супруга, это моя сестра и мать, которая всегда желала мне блага, которая родила мне столь дорогого сына и которая никогда не обращалась ко мне иначе чем со сладкими словами. Из-за тебя я никогда не оказывал ей милости, которой она заслуживает; теперь я страдаю за доброту к тебе, подобно калеке, который наелся риса с испорченным соусом. Какое доверие ко мне будет у Сумитры, когда, ошеломленная, она увидит оскорбительное изгнание Рамы в лес? Увы! Вайдехи умрет, если я причиню ей такую боль, подобно нимфе, которая, лишившись мужа, рассталась с жизнью на гималайских склонах. Нет, я не в силах пережить горе Вайдехи, которая увидит Раму, изгнанного в великий лес! Оставшись вдовой, наслаждайся царством со своим сыном! Я думал, ты добра, но теперь я вижу твою черноту, ты подобна прекрасного цвета вину, смешанному с ядом! Увы, убедительными и вероломно сладкими словами, ты погубила меня, словно оленя, который поверил медоточивому голосу охотника. Люди непременно скажут про меня: “Он неблагороден, раз он продал своего сына!” Они будут сторониться меня на улицах, словно хмельного брахмана! Горе мне! Горе мне, твои вероломные слова обрушили на меня бедствие, словно искупление прежде свершенного преступления. Долгое время, о негодная, я по глупости и невежеству покровительствовал тебе, словно веревке на моей шее, которая удавит меня. Я играл с тобой, словно со смертью, и ласкал тебя, как детеныша ядовитой гадюки во тьме. Мир живых осудит меня, лишившего моего великодушного сына наследства. “Ах, — скажут они, — какое еще безрассудство совершит царь Дашаратха в своей безумной страсти, и еще к такой неверной женщине, если он сослал своего любимого сына в лес?” Изнуренный изучением Вед, соблюдением обета брахмачари, служением гуру, мой сын, когда судьба уже сулила ему счастье, будет снова терпеть лишения. Ему нечего будет ответить мне, когда я скажу: “Уходи в лес!” Он скажет: “Быть тому!” Я был бы счастлив, чтобы сын ослушался моего приказа, но дорогое дитя мое, он никогда не сделает этого! Весь мир проклянет меня, когда Рама уйдет в лес и, отвергнутого всеми, Мритью заберет меня в обитель смерти. Когда я умру, и Рама, этот тур среди людей, уйдет в лес, какое зло ты причинишь тем, кто дорог мне, оставшимся без защиты? Утратив меня, Раму и двух других моих сыновей, не в силах вынести этих мук, Каушалья последует за мной в погребальный костер. Будь счастлива, низвергнув Каушалью, Сумитру, меня и моих сыновей в ад!
Оставленная мной и Рамой династия Икшваку, славная своей непоколебимой добродетелью, разрушится под твоим правлением. Если Бхарата одобрит изгнание Рамы, пусть он не совершает погребального обряда, когда я умру. После моей смерти и ухода Рамы в лес правь царством
Мой дорогой возлюбленный Рама, привыкший с царским удовольствиям и ездивший верхом на слонах и конях, теперь пешим отправится в бескрайний лес. Мой сын, во время трапезы осаждаемый поварами и слугами, которые старались перещеголять друг друга, готовя для него изысканные блюда и напитки, как будет он питаться дикими фруктами и кореньями, едкими и горькими? Рама, всегда носивший дорогие одежды и привыкший к роскоши, как наденет он на себя шафрановые одежды монаха? Кто издаст этот жестокий приказ, что Рама должен уйти в лес, а Бхарата принять трон? Горе мне!
Женщины порочны по природе и во всем ищут только свою выгоду. О безвестная негодяйка, кто надоумил тебя?! Как я несчастен, что привел тебя во дворец! Какой изъян ты нашла в Раме или во мне, которые так преданы благу других? Отцы отвергнут своих сыновей, жены — мужей, и мир будет негодовать, я обреку Раму на это страдание! Видя своего дорогого сына, прекрасного, как Бог, я радовался и становился снова молодым. Может быть, природа в силах выжить без Солнца или Громовержца, насылающего дожди, но никто не вынесет того мгновенья, когда Рама уходит отсюда, я убежден в этом. О разрушительница, изощренная в своей злобе, в твоем лице я привел в дом саму смерть! Много лет я ласкал тебя, как ядовитую змею на своей груди, я заплачу за это жизнью! Вдалеке от меня, Рамы и Лакшманы пусть Бхарата правит городом и государством, а ты, став причиной смерти родных, вступай в союз с моими врагами! О несущая бедствие, изгнавшая мысли о родстве, в котором все мы состоим, забывшая об узах мужа и жены, ты посмела изречь сегодня такие слова! Как зубы твои не рассыпались на тысячи кусочков?! Никогда Рама не позволял себе резкого слова или возражения, он не умеет говорить жестоко; как можешь ты так оскорблять его, всегда доброго и почтительного ко всем?
Изнуренная яростью, истребленная своей горечью, брызжа ядовитой слюной, иди по земле и погружайся в самые ее глубины, но я никогда не исполню твоего жестокого приказа, о ты, позор дома Кекайи! О та, чья речь подобна острому мечу, изрекающая лживые слова, чья природа порочна, о губительница рода, я не смогу жить, жестокая негодяйка, жаждущая разорвать мне сердце, лелеявшая эту мечту! Я не в силах дольше жить; может ли быть человек счастлив без своего сына? Те, чьи сердца ищут справедливости, извлекут ли из этого радость? Не повергай меня в печаль, о царица! Я готов припасть к твоим стопам! Сжалься надо мной!
Стеная, царь, словно человек, лишившийся опоры под ногами, чье сердце во власти женщины, упал перед царицей, которая стояла в отдалении, и не смог коснуться ее стоп; в эти мгновенья он был похож на безумца.
Глава 13. Кайкейи пренебрегает безграничным горем царя
Царь Дашаратха, величайший монарх, не заслуживший пощады, лежал на земле обесчещенный, словно царь Яяти, низвергнутый с небес. Жестокая царица роковой красоты, не достигнув цели и ничего не страшась, стала снова настаивать на том, чтобы царь исполнил данный обет.
О великий царь, — заговорила она, — ты хвастал, что искренен и верен своему слову! Почему же ты пытаешься уклониться и не исполнить моего желания?
От этих слов Кайкейи царь Дашаратха, дрожа в гневе, отвечал:
Я буду мертв, а Рама уйдет в лес, и только тогда ты, низкая женщина, враг мой, вкусишь полное счастье! Увы! Что отвечу я богам на небесах, когда они спросят меня об изгнании Рамы? Если я скажу им правду, что я сделал это по прихоти Кайкейи, они сочтут меня лжецом. Ценой величайших трудностей я обрел добродетельного и знаменитого Раму. Как же могу я теперь прогнать его? Как пошлю я в изгнание Раму, мудрого, терпеливого, обуздавшего гнев, чьи глаза напоминают лепестки озерной лилии? Рама, цветом тела подобный голубому лотосу, могучерукий, безмерной силы, очаровательный, как сошлю я его в лес Дандака? Он привык к удобству и роскоши и никогда не ведал страданий, как мне вынести его страдания? О, если бы я умер, не причинив этого зла Раме, который ничем его не заслужил, я обрел бы счастье на небесах.
О злобная негодяйка, порочная сердцем, Кайкейи, зачем ты навлекаешь этот злой рок на моего любимого Раму, героя? Несомненно мир перестанет уважать меня за это!
Пока Дашаратха, разбитый горем, сокрушался и плакал, солнце сокрылось за горами Ашта, уступив место звездной ночи. Но у царя, терзаемого горем и тоской, ясная луна на небе не вызвала радости. Престарелый монарх продолжал непрерывно вздыхать и стонать, как больной, обратив глаза свои к небесам.
О Ночь в одеждах из звезд, — говорил он, — я не желаю видеть света, пусть не наступит утро! Я не хочу видеть неумолимую и злобную Кайкейи, которая стала источником всех моих бед!
Добродетельный монарх, кланяясь со сложенными ладонями, снова и снова пытался тронуть сердце Кайкейи:
Твоему нежному супругу, всегда покорному твоим желаниям и теперь разбитому горем, мало осталось жить! О удачливая царица, будь милостива ко мне, правящему над всеми царями! Несомненно, я смущен, говоря это тебе, о прекрасная! Доставь мне эту радость, о юная дева, сердце твое так добро.
Сжалься, о царица, пусть Рама получит из моих рук нерушимую империю! О темноглазая, ты обретешь безграничную славу за свою милость ко мне, Раме, людям, гуру и даже самому Брахме, о дева с тонким станом и чарующими глазами!