Ранчо у моста Лиан
Шрифт:
Спустя несколько минут наши молодые люди уже мчались во всю прыть лесом.
Одновременно с ними из ранчо выехали три груженые фуры на тяжелых глухих колесах, запряженные громадными тучными быками, и направились по дороге в Тепик, где дон Сальватор Кастильо снял для себя и своей семьи домик. На этих фурах было нагружено самое ценное имущество ранчеро, которое он не пожелал оставить на разграбление бандитам.
Дон Лоп и Рафаэль благополучно достигли холма с невероятной быстротой, не проронив в пути почти ни слова.
Подъехав к холму, они соскочили
— Подожди меня здесь, брат! — сказал дон Рафаэль, навалив себе на плечи привезенный им с собой чемодан.
— Хорошо! — отвечал дон Лоп.
— Смотри, сторожи хорошенько!
— Будь спокоен!
Они пожали друг другу руки, — и дон Рафаэль поспешно удалился в чащу леса.
Отсутствие его продолжалось около часа, а когда он вернулся, при нем уже не было чемодана.
— Что слышно? — спросил он, подходя к брату.
— Ничего! — отвечал тот.
— Ну, так скорее на коней! — грустно сказал дон Рафаэль, — поспешим в ранчо, у меня что-то ноет сердце и томит какое-то ужасное предчувствие!
— И меня тоже, брат! Я сам не знаю, что происходит со мною! — сказал дон Лоп.
— Спешим, спешим, вперед!
Лошади рванулись вперед и помчались как, вихрь, по дороге к ранчо, оставляя за собой целое облако пыли.
ГЛАВА VI
О том, что происходило у моста Лиан во время отсутствия двух братьев, и каким образом умер ранчеро
Было около одиннадцати часов вечера.
Небо было звездное, луна, утопая в эфире, разливала свой мягкий, ласкающий свет на все окрестности; холодные мертвенные лучи ее безмерно удлиняли тени холмов и деревьев, придавая им какой-то фантастический вид; воздух, напоенный ароматами трав, был мягкий, теплый.
В лесу царила полнейшая тишина, лишь изредка нарушаемая каким-то неуловимым звуком, бесконечно слабым шорохом, таинственно совершающим свое дело под покровом темной ночи, животной жизни мириадов существ, или же печальным криком филина из своего гнезда. Время от времени раздавался где-то в густой чаще леса протяжный, точно насмешливый рев ягуара, призывающего свою подругу к водопою.
Молодые люди молча неслись вперед, припав к шеям своих коней, — точно гонимые ветром; время от времени с их уст срывался возбуждающий лошадей крик «Сант-Яго!»
Они быстро приближались к цели своей поездки. — Вдруг, выехав за крутой поворот почти совершенно прямой тропы, дон Лоп разом осадил своего коня, — и крик невольного удивления вырвался из его груди.
— Гей, что там? — спросил дон Рафаэль, затянув повод.
— Смотри! — ответил дон Лоп задыхающимся голосом, — видишь?
На горизонте, сквозь завесу деревьев, виднелось яркое красное зарево, охватившее большую часть неба.
— Что это значит? — прошептал дон Рафаэль, — с какой стати жгут лес в такое время ночи, и в этих местах? Уж не лесной ли это пожар?
— Нет, это может быть не то, — сказал дон Лоп, отрицательно качая головой, — зарево в этой стороне…
— Это ранчо горит! — вдруг воскликнул дон Рафаэль — бандиты напали
— Не робей, отец! Не сдавайся! — пронзительным голосом крикнул дон Рафаэль, еще более погоняя своего коня, и без того уже мчавшегося во весь опор.
— Вот и мы! вот и мы! — так же громко и энергично кричал дон Лоп.
Чем более они приближались к дому, тем ярче и обширнее казалось зарево.
Едкий дым чувствовался в воздухе; среди моря пламени играли, точно мошки в воздухе, мириады ярких искр.
Наконец, молодые люди въехали на прогалинку, — и зрелище, представившееся в этот момент их взорам, заставило их на мгновение замереть от ужаса.
Дон Рафаэль не ошибся: действительно, горело ранчо или вернее уже догорало, так как охваченная со всех сторон пламенем крыша должна была с минуты на минуту обрушиться. Среди страшного треска и шипения горевшего строения и жалобных криков скота, запертого на скотном дворе, по счастью еще не тронутого огнем, не слышно было ни звука человеческого голоса. Да и вообще не было видно никого из обитателей ранчо. Неужели все они умерли? Что сталось со стариком, с его женой и племянницей? Неужели все трое были убиты бандитами?
Молодые люди соскочили с коней, громко призывая родителей, но никто не отвечал им. Лишь насмешливое эхо реки повторяло последний звук их полного отчаяния призывного крика. Тогда дон Рафаэль и брат его, сбросив с себя верхнюю одежду, обошли вокруг горящих развалин, мрачные и угрюмые, но полные отчаянной решимости попытаться во что бы то ни стало пробраться в дом: они искали только удобное место, чтобы войти в него и спасти, кого можно и что можно. И вдруг, они наткнулись на груду тел, лежавших неподалеку друг от друга.
— Vive Dios! — воскликнул дон Рафаэль со злобным хохотом, — отец не умер не отомщенным!
— Смотри, — сказал дон Лоп, — у этих негодяев лица замазаны сажей или углем!
— Да, убийцы побоялись быть узнанными! — с глухим стоном промолвил старший из братьев; вслед за этим из груди его вылетел радостный крик, — и одним громадным прыжком он очутился среди пламени: он нашел проход.
Лоп пошатнулся и едва устоял на ногах: мучительный страх, страх не за себя, а за брата сдавил ему грудь, и он чуть не лишился сознания.
— Брат! брат! — вскричал он полным отчаяния голосом.
В тот же момент дон Рафаэль появился из пламени с опаленными волосами, в одежде, порванной во многих местах и загоревшейся там и сям, страшный на взгляд, неся на плечах своих чье-то тело.
— Вот он! я нашел его! — воскликнул он и направился со своей ношей на прогалину.
Едва успел он выбежать из горящих развалин, как крыша со страшным шумом и треском обрушилась на пылавший костер, задавив все под собою. Осторожно опустив на землю тело отца, молодой человек прислонил его в сидячем положении к стволу большого дерева и с тревогой, с ужасом стал вглядываться ему в лицо.