Ранчо у моста Лиан
Шрифт:
Пять минут спустя замаскированные люди остались на полянке одни.
Прошло около получаса; они не шевелились и не проронили ни слова. Они, очевидно, хотели дать изгнанникам удалиться настолько, чтобы те не могли ни видеть, ни слышать того, что здесь должно было произойти.
— Приведите ко мне этого человека! — сказал незнакомец.
И он вошел в дом, куда за ним последовала добрая половина его товарищей.
Остальные остались на поляне караулить все пути, выходящие на полянку.
В комнату внесены
Затем в комнату привели дона Хуанито Педрозо; по знаку незнакомца ему развязали руки и сняли со рта повязку.
Он оглядел недоумевающим, любопытным взглядом всю комнату.
— Кто вы такие и чего вы хотите? — спросил он резким злобным голосом, — зачем привезли вы меня в этот ранчо, который принадлежит мне?
— Мы привезли вас сюда, чтобы произвести над вами суд и как только приговор будет произнесен, каков бы он ни был, тотчас же привести его в исполнение на этом самом месте, где было задумано вами ваше гнусное преступление!
Партизан презрительно пожал плечами.
— Я положительно не понимаю, что вы хотите сказать. Если вы хотите меня зарезать, то зачем же дело стало? Вы сильнее меня! Но зачем, спрашиваю вас, вам понадобилось убить меня на глазах моей жены?
— Вашей жены нет уже здесь! — отвечал незнакомец ледяным тоном, — она уехала уже с час тому назад, увозя все, что ей принадлежало!
Несмотря на всю свою наглость, дон Хуан был поражен точно громом этим ответом незнакомца, однако очень скоро оправился и снова продолжал все тем же насмешливым тоном.
— В чем же собственно обвиняют меня?
— Вас обвиняют в том, что вы убили с целью ограбления дона Сальватора Кастильо и затем подожгли его ранчо!
— Это нелепо! — пожав плечами, воскликнул партизан, — я почти не знал дона Сальватора Кастильо и не имел ни малейшей причины ненавидеть его.
— Все это правда, но вы знали, что он богат и хотели отнять у него те три тысячи пиастров, которые он в тот же день получил при вас в Сан-Блазе!
— Все это еще ничего не значит и не имеет ни малейшего смысла. Кто осмеливается обвинить меня в этом гнусном преступлении?
— Именно гнусном! Обвинителем в этом деле является прежде всего сам покойный дон Сальватор, который перед смертью успел все сказать своему старшему сыну, затем священник, который делал вам перевязку, и наконец, вот этот пиастр, сорванный с шеи убитого вами человека. Вот она, эта монета, этот пробитый пиастр! Смотрите, тот ли это?
И незнакомец протянул к нему руку с монетой.
— Напрасно! Это лишнее! — воскликнул убийца, сделав при этом невольное движение, в котором сказался и суеверный страх, и отвращение, и отвернулся в сторону.
— Возьмите эту монету, спрячьте ее, я не хочу ее видеть! — с нервным возбуждением
— Значит, вы признаетесь в ваших злодеяниях?
— К чему тут признаваться? вам все известно!.. делайте со мной что хотите!.. затем, подумав немного! он прибавил, — а ведь я был уверен, что убил его!
Незнакомец обратился к стоящим по правую и левую сторону его, так же как и он замаскированных людей, и сказал:
— Признаете ли вы, что этот человек по собственному своему сознанию признал себя убийцей, вором и поджигателем!
— Да! — ответили почти в один голос все присутствующие.
— Каков же будет ваш приговор ему?
— Закон возмездия: око за око и зуб за зуб! — ответили мрачные судьи.
— Так убейте меня и чем скорее, тем лучше — с ироническом смехом воскликнул партизан.
— Хуан де Диос Педрозо, — продолжал незнакомец все тем же невозмутимо холодным, ледяным тоном. — Убийца, вор и поджигатель, по приговору суда Линча, ты должен умереть!
— Благодарю! — насмешливо отозвался приговоренный к смерти, презрительно пожав плечами.
— Вы приговариваетесь, — продолжал незнакомец, — быть сожженным живьем в стенах вашего ранчо, точно также как вы намеривались поступить с вашей несчастной жертвой в ранчо, подожженном вами!
— О, вы не сделаете это! — воскликнул он с нескрываемым ужасом.
Незнакомец сделал знак.
Несколько человек накинулись на злодея, который выл от ярости и отчаяния и сопротивлялся, но не смотря на его бешеные усилия вырваться и избежать своей страшной участи, в одну минуту повалили на пол и связали не веревками, а железными цепями, затем заткнули ему рот, чтобы он не мог кричать.
В таком виде его положили на стол в общей комнате ранчо и оставили там, а судьи медленно вышли, оставив дверь открытой, после чего дом подожгли в нескольких местах сразу и оцепили его со всех сторон, молча и угрюмо следя за ходом пожара, быстро обхватившего все здание.
По прошествии не более десяти минут ранчо представляло собой один громадный пылающий костер и среди этого пламени можно было различить несчастного злодея, корчившегося и извивающегося в страшных муках.
Пожар продолжался около часа, после чего от ранчо не осталось ничего, кроме кучки пепла.
Судьи прождали еще час на полянке перед сгоревшим ранчо, затем водрузили посреди все еще курившихся развалин высокий столб, привезенный ими нарочно для этой цели, а к столбу прибили большую доску, на которой было написано крупными четкими буквами:
«По суду Линча Хуан де Диос Педрозо, убийца, вор, поджигатель и изменник, был сожжен живьем в этом ранчо; таков закон возмездия, око за око и зуб за зуб!»
Затем, так как судьям не оставалось ничего более делать здесь, все они сели на коней и мгновенно скрылись в темном лесу.