Рандолевый катран
Шрифт:
Счастливая, после поцелуя мужа, Нина Петровна уснула. Волконский ходил по веранде, нарезая круги. Утром всё кончится. Он не знал, радоваться или горевать. Многие семейные пары решаются на экстракорпоральное оплодотворение с донорским семенем или берут абсолютно чужого ребёнка из детского дома, и ничего. Перед глазами Александра так и стояло счастливое лицо матери. Наконец-то она дождётся внука! Не проще ли было порадовать старушку, много ль ей осталось? А потом чинить разборки. Такая причина для развода годится для церкви, не то, что якобы "высшего общества". Августа Климентьевна хоть порадуется
Походив пару часов, Александр взмок и усталый уселся за стол. Времени было половина первого. Волконский принял решение: немедленно будить жену и вызвать у неё рвоту!
Поднимаясь по ступеням, он почувствовал неладное. Из спальни жены доносились еле слышные стоны. Александр ускорил шаг, он летел через две-три ступени, стараясь успеть. Подумал, что забыл взять тазик для рвоты, но махнул рукой, хоть на персидский ковёр ручной работы, разве какая-то тряпка стоит человеческой жизни? Волконского тряхнуло от этой мысли. Он буквально влетел в спальную жены.
Нина Петровна лежала почему-то на животе. Упёршись грудью в подушку, она судорожно глотала воздух.
– Что случилось, Нина?
Нина ответить не могла, из её горла вырывался тяжёлый, грубо свистящий хрип.
– Что происходит? – выкрикнул Волконский. Где обещанный выкидыш? Он посмотрел на простынь, на плавки жены. Следов крови не было. – Почему ты на животе? Задавишь ребёнка!
Нина Петровна не отвечала. Её лицо синело на глазах.
Волконский вызвал "скорую". Машину из ЦКБ, и обычную "неотложку". Не зная, что делать, Волконский гладил жену по спине, уговаривая, не умирать. Затем его осенило, вдруг вспомнились все знания того медицинского минимума, что изучал в своё время. Волконский перевернул жену на спину, подложил под её спину все подушки и свёрнутое одеяло. Нина Петровна, таким образом, полусидела в кровати. Лицо жены несколько порозовело, но глаза напрочь закрылись. Волконский пощупал пульс сонных артерий, сердце жены билось, как дробовой молот: тук-та-тук-тук-та! Затем пауза, длящаяся для Волконского чуть ли не минуту, и снова дробь дятла! Александра бросало то в жар, то в холод.
– Что произошло? – раздался за его спиной голос Августы Климентьевны.
– Мама?!
– Извини, Саша, знаю, что не должна заходить в эту комнату, но у меня защемило сердце. Что-то происходит страшное? Она жива? – Августа Климентьевна кивнула на бледно-синюшное лицо снохи.
– Мама!
– Ты вызвал "скорую"?
Волконский не успел ответить, во дворе послышался шум мотора.
Первой приехала обычная колымага "буханка" со станции Скорой помощи.
– Что случилось? – спросил фельдшер в короткой форменной рубашке с засученными по локоть рукавами. На его шее болтался фонендоскоп.
– Вот, жена задыхается.
– Давно?
– Только что, полчаса назад.
– Она беременная! – сказала Августа Климентьевна.
– Вот как? – фельдшер поправил очки на толстом носу.
– У вас есть врач-реаниматолог?
Фельдшер посмотрел на Волконского, тебе, мол, откуда знать такие мудрёные слова?
Волконский продолжал смотреть в глаза медработнику.
"Невесть кто" тотчас появился. Лысый человек маленького роста с чемоданчиком в руке. Волконские уловили в нём сходство с Айболитом, одновременно улыбнулись.
Доктор, слушая фельдшерский доклад, отрыл чемоданчик. Он набрал в шприц из какой-то большой ампулы, затем вскрыл две маленьких и ввёл иглу в разбухшую вену пациентки.
– Тонометр! – скомандовал он фельдшеру, продолжая держать шприц в вене, не вводя препарата.
Густая кровь, струйкой набранная врачом в шприц, больше походила на смолу, которой рабочие пользовались для заливки фундамента для часовни во дворе Волконских. Александру она напомнила место будущего упокоения старой княгини. Лицо Волконского обдало могильным холодом. Александр съёжился.
– Двести двадцать на сто! – отрапортовал фельдшер, как на экзамене.
Августа Климентьевна прислонилась к стеночке и сползла по ней вниз. Волконский рванулся к маме.
Тотчас послышались шаги на лестнице. Это прибыла бригада реанимации из ЦКБ.
Волконского деликатно отстранили от мамы, не дав приблизиться к жене.
– Она беременная! Её надо к гинекологу! – говорил он, слыша самого себя как через воду.
Врачи о чём-то совещались, второй фельдшер оказывал помощь бабуле.
Волконский напрягался, чтобы услышать голоса медиков, но ничего не слышал.
Очнулся он от резкого запаха. Это санитар сунул ему в нос ватку с нашатырным спиртом.
– Где все?
– Госпитализируем обеих.
– Я с вами?
– Конечно, – ободряюще улыбнулся санитар. Он развернулся, подхватил носилки и затопал к двери.
– Что с ними?
– Спросите у врача, – сказал санитар, несущий носилки с женой.
Августу Климентьевну унесли первой.
Волконский ехал в реанимобиле, держа супругу за ладонь. В обе руки её воткнули иглы, подвесили капельницы. На соседней кушетке лежала мама в таком же положении.
– Кто-то мне скажет, что произошло?
Волконского никто не слушал, или все делали вид, что не слышат. Доктор открыл краник, деловито вымыл руки. Оттирая ладони полотенцем, он наконец-то посмотрел на Волконского. Кивнул ему, сожмурив глаза.
Только в приёмном покое Волконский понял, что обеих женщин положат в реанимацию.
Князь окончательно пришёл в себя, нашёл доктора отделения.
– Что случилось?
– У бабушки кардиогенный шок, у вашей жены – анафилактический.
– Что с ребёнком?
Доктор пожал плечами.
– Вам не сказали, что моя жена беременная?
– Сказали. Успокойтесь. Она в шоке, поэтому и ребёнок в шоке. Выйдет мать, возможно, оправится и ребёнок. Но, – доктор посмотрел в глаза родственнику пациентки, – шансов несколько сотых процента.
– Они будут жить? – сорвалось с языка Волконского.
– Делаем всё возможное, – сказал дежурный врач, закончив разговор.
Волконский опустился на металлический стул, пахнувший хлоркой. Врач не выходил из палаты в продолжение трёх часов. Волконский, ёрзая на стуле, почувствовал неудобство в промежности. Александр вспомнил, как когда-то в школе играл в хоккей.