Раненая ласточка
Шрифт:
— Такси ждет. Садитесь.
И втроем они вернулись домой.
Вроде бы кончилась ссора. Но для Сайбуна вся история этого дня—разговор матери и отца, взаимные упреки, поездка к тете Фаризе, странная веселость матери вначале и беспокойство в конце, появление отца — бесследно не прошла. Мысли, родившиеся сегодня, крепко засели в голове. Казалось, кому какое дело, что он встречается с Даштемиром? Казалось, что родителям, если у него появились свои интересы? Но, оказывается, все на свете связано друг с другом. И какой-нибудь дурной, мелкий
Хорошо, что отец преодолел свою обиду и приехал к тете Фаризе. А если бы не приехал? Если б ссора не кончилась? Сайбун слышал не раз, что у такого-то отец ушел, семья распалась. Но это же самое могло случиться и у Хадижи-Ханум и Шарипа! И значит, Сайбун остался бы без отца? И кого тут надо было бы винить? Виноват был бы он сам — Сайбун!
«Что-то надо делать, — говорил себе Сайбун, — и с Даштемиром, и со всеми этими воровскими делами, и с тремя рублями, вытащенными из шкатулки. Но что? Даштемир так просто не отпустит...»
Спал Сайбун беспокойно, и во сне ему снова привиделась странная собака. Она держала его, не давала сойти с места.
Утром завтракали все вместе — мать, отец и Сайбун. Было воскресенье, и воскресный завтрак был по установившейся в семье традиции обилен и долог.
Отец с Сайбуном не разговаривал. Только иногда искоса поглядывал в его сторону. А Сайбун тревожился. Ему казалось, что отец все-таки спросит его насчет денег. И, встречаясь взглядом с отцом, он отворачивался.
День шел и шел. Дома было спокойно. Кажется, мать уже не дулась на отца, и оба они вроде бы забыли о деньгах. Что ж, хорошо! Но это внешнее спокойствие родителей выглядело таким непрочным и обманчивым!
Сайбун места себе не находил. Из дому уйти он не мог. А сидеть все время дома, видеть мать и отца, ждать, что каждую минуту кто-нибудь из них задаст ему страшный вопрос, на это у Сайбуна не хватало выдержки.
После завтрака отец остался на кухне, вынул ящик с инструментами, начал что-то мастерить. Сайбун слышал, как он стучал молотком: тук-тук-тук.
Сайбун смотрел в окно, на небо — чистое и прозрачное, как стекло, на двор, где играла ребятня. Скучно! Тяжело! А как хорошо ему жилось раньше, когда он не знал Даштемира, не участвовал в его воровских делах!
Ему захотелось пить. Он вошел на кухню, открыл холодильник, в котором всегда стояли две-три чашки с холодной водой. Он стоял спиной к отцу, но вдруг понял, почувствовал: вот сейчас, сию секунду отец заговорит с ним о деньгах из шкатулки. Ну, пусть уже скажет свои слова, пусть не тянет!
— Что, папа? — повернулся к отцу Сайбун. — Ты что-то сказал?
— Я ничего не сказал, но сейчас скажу. — Шарип положил молоток, вздохнул. — Говорю с тобой как мужчина с мужчиной. Мне стыдно за тебя. Я же все вижу и все понимаю... Хватит дурака валять! Если тебе понадобятся деньги, скажи мне. Но чтобы такого больше не было!
Сайбун опустил голову. Он не проронил ни слова е ответ.
—
Выйдя в коридор, Сайбун заплакал. Он плакал тихо-тихо, так, что никто этого не слышал. Он промолчал, и это было самое страшное. Молчание было, в сущности, признанием того, что отец прав, когда обвинил его в пропаже денег...
Но даже такое признание, молчаливое, облегчило душу Сайбуна. И в слезах он выплакивал обиду не на отца, а на себя. Замечательный у него отец — умный, добрый, справедливый! Он мог бы устроить скандал. Он мог бы побить Сайбуна. Но он не сделал ни того, ни другого. Те несколько суровых слов, что он произнес, не столько ранили, сколько лечили.
Жизнь снова улыбалась Сайбуну! Эх, теперь бы освободиться от Даштемира, и все было бы хорошо!
«Но как быть с деньгами?» — размышлял Сайбун. Слова отца, сказанные на кухне, — это их общая тайна. Маме об этом говорить не стоит. «Положу три рубля в шкатулку, — решил он и двинулся уже было к буфету. Однако остановился в раздумье. — А что скажет мать, когда увидит деньги в шкатулке? Вдруг снова начнет ссору с отцом: вот-де почувствовал свою вину и положил деньги обратно?..»
Что за жизнь такая — одна трудность за другой, одна сложность родит другую!
Сайбун устало вздохнул. Он пришел к выводу, что надо выждать, не возвращать сейчас деньги. А там видно будет...
ХАМИД ИГРАЕТ ГЕНЕРАЛА
Хадижа-Ханум решила помыть в квартире полы, и Сайбуну пришлось выйти на улицу. И только он вышел, как увидел Хамида и Нину. Они шли рядом и о чем-то живо и весело разговаривали. Вот Хамид похлопал Нину по плечу, и оба они захохотали.
Сайбун в один миг очутился около Хамида.
— Ты что к ней пристаешь? — со злостью сказал он.
— Что с тобой, Сайбун? — Нина встала между ним и Хамидом. — Никто ко мне не пристает... Я вчера на спектакле была... Знаешь, как здорово Хамид играл деникинского генерала!..
Сайбун оттолкнул ее.
— Врешь! — сказал он, с ненавистью глядя на Хамида. — Я видел, как он тебя ударил!
— Меня? — удивилась Нина.
— Отойди, Нина, — сказал Хамид. — У нас с ним разговор есть...
Нина невольно отступила.
— Ну что, — продолжал он, упираясь рукой в бок, — испытать свои силы захотелось? Смотри, Сайбун, как бы не пришлось щупать носом землю...
Хамид не успел кончить фразу, как Сайбун ударил его в лицо.
— Получай! За все!
— Ах ты слюнтяй! — разъярился Хамид.
Он бросился на Сайбуна. Но тот успел пригнуться. Потом, словно рыбка, бросился в ноги противника, дернул за них, и Хамид как подкошенный упал на асфальт.
— Сайбун! — крикнула Нина. — Сайбун, что ты делаешь? Тебе не стыдно?
— Это тебе должно быть стыдно. Шляешься с кем попало!
Хамид снова вскочил на ноги. Губа у него сочилась кровью, один глаз затек.
— Хамид, прошу тебя, не надо! — Нина загородила путь Хамиду, который медленно, но уверенно приближался к Сайбуну. — Остановись!