Раненый зверь

Колычев Владимир Григорьевич

— Ну, не ты убил… Ты его ударил, он упал, а там клумба у тебя, из нее арматурина торчала… Ты, главное, не волнуйся, — Оксана двумя руками взяла Павла за руку.

Он понял, о какой клумбе шла речь. Ее затеял мужик, у которого Каменев купил недостроенный дом. Он вылил из бетона прямоугольный короб три на четыре метра, в который планировал засыпать двенадцать кубов чернозема. Короб отлили, но землю не завезли, а у Павла руки до этого не доходили. И еще надо было срезать остатки арматурных прутьев, торчащие из бетона. Но и за этим

дело встало…

— Насмерть?

— Ну, если убил… — На глазах у Оксаны выступили слезы. — Прут в шею вошел, артерию порвал.

Но слезы высохли, как только в палату вошел врач — моложавый, поджарый, симпатичный.

— Так, что у нас тут? — весело спросил он, внимательно глядя на Павла.

Он заглянул под веки, поводил молоточком перед глазами. Оксана чуть ли не завороженно наблюдала за ним, на ее губах блуждала сдержанно-восторженная улыбка. Со стороны могло показаться, что она влюбилась в этого мужчину. А может, так оно было и на самом деле?

Павел мрачно усмехнулся, глядя на нее. Оксана успела признаться ему в своих чувствах. Оказывается, она влюбилась в него чуть ли не с первого взгляда. И сейчас он верил ей. Влюбчивая у нее натура, потому и верил. И его любит, и Маркела с его дружками, и Робика, теперь вот врач на очереди…

— Хорошо. Очень хорошо… — приговаривал врач.

Но Павел едва разбирал его слова. Голова вдруг закружилась, и его стало втягивать в некую гудящую воронку. Перед глазами все закачалось, поплыло. Каменев терял сознание. Сейчас он лишится чувств, а Оксана с врачом воспользуются этим и уйдут в ординаторскую. Он отключится, а они займутся любовью…

* * *

Голова кружилась, перед глазами пульсировали белые мошки. Но это не самое страшное. Куда больше Павла пугал интеллигентной внешности мужчина в очках с тонкой металлической оправой. Белый халат поверх темного костюма, на коленях папка, в пальцах — чернильная авторучка с золоченым пером.

— Гражданин Чащин утверждает, что сначала вы ударили гражданина Трушина, а потом уже он нанес удар. Услышал, как Трушин закричал от боли, и ударил…

— Да нет, сначала меня ударили. Потом я уже махнул рукой. Кажется, в кого-то попал. Наверное, это и был Трушин.

Павел знал, что саврасовских беспредельщиков задержали. Им и нападение на него предъявили, и поджог служебного мотоцикла, и еще что-то там…

— Ну, может быть, — следовать сделал какую-то пометку в своих бумагах.

— Так и было. Эти уроды бросили бревно поперек дороги, я стал поднимать… Это засада была. Тщательно спланированная засада, вы это понимаете?

— Да с вами, гражданин Каменев, хотели поговорить. Просто поговорить. Бить вас никто не собирался.

— И вы в это верите? — возмутился Павел.

— Нет, конечно, — совершенно серьезно сказал следователь.

— Тогда зачем говорите?

— Это версия Чащина и Маркелова. Но этим людям веры нет.

— А мне?

— Вы

уже отбывали срок по сто восьмой статье. Это не делает вам чести, но я вам верю. Я разговаривал с гражданкой Звонаревой, она утверждает, что вы ездили за лекарствами для своего сына. У вас не было мотива убивать гражданина Трушина…

— Я его не убивал, я его просто ударил… Все в пределах необходимой обороны.

— Или превышение пределов… Но я думаю, это было убийство по неосторожности.

— И что это значит?

— Пока ничего. Лежите, выздоравливайте. Учитывая обстоятельства дела, под стражу вас заключать не будем. Выздоравливайте и ждите вызова на суд. Думаю, вас осудят на два-три года. Условно… Здесь распишитесь!

И без того неровные строчки протокола разбегались перед глазами, но Павел все-таки осилил их. Не читая, можно было и приговор себе подписать.

Следователь ушел, и его место заняла Оксана. Павел посмотрел на нее с плохо скрытой неприязнью. Практика сейчас у Оксаны, и заведующий отделением ходатайствовал перед училищным начальством, чтобы она отрабатывала ее здесь. Что, просто так ходатайствовал? Наверняка Оксана его как-то за это отблагодарила…

Ночевала она в отделении через день — то дежурство, то просто с Павлом в палате останется. А состояние у него хреновое. Вроде и голова соображает, и речь внятная, но подняться с постели он не может. Любое серьезное движение вызывало сильнейшее головокружение, а от переутомления выключалось сознание. Не мог он подниматься с койки, не в состоянии был контролировать действия Оксаны. А она, возможно, не только с врачами крутила. Она через день дома у него ночевала, и неизвестно с кем. Илья с ней был, но ведь это не помеха. Уложит Оксана его спать, закроет дверь на ключ, а сама с Робиком… Или еще с кем-то… Бормана ведь и на цепь можно посадить.

— Ну, что он сказал? — спросила девушка.

Павел смотрел на нее, но видел плохо. Качающийся туман перед глазами, и в голове шторм поднялся, как бы не стошнило…

— Три года. Условно.

— Условно — это хорошо… Ты бы с Геной поговорил, — сказала она.

— С Геной? — Павел удивленно повел бровью.

Гена Елизаров и Сергей Широков были его лучшими друзьями. С Геной он служил срочную в Афгане, а Серега его школьный друг, и карате они вместе занимались. Доверял он этим ребятам, поэтому и замутил с ними опасное дело.

— Он же сейчас вместо тебя… ну, по вашему делу…

— И что?

Павел не посвящал Оксану в свои дела, но, похоже, она сама во всем разобралась.

— Если вдруг вас застукают… У них судимости нет, а у тебя имеется. И срок тебе светит… Пусть они сами, без тебя…

— Они и так сами.

— Я не в том смысле. Если вдруг их возьмут, пусть они все на себя берут. Ну, как будто твое дело сторона…

— Не возьмут их.

— А вдруг?

— Не могу я так сказать.

— А я могу. И скажу.