Рано или поздно
Шрифт:
Йохансен задумчиво остановился перед компьютером. Двинул мышью, и экран осветился.
— Что вы об этом думаете, Кэссиди?
Мисс Лотти составляла письмо рабби Альтману в Манчестер, Англия. Написано с симпатией, юмором.
«Дорогой рабби Альтман, — прочитал Йохансен. — Шалом. Как приятно получить от вас весточку, хотя признаюсь, в данный момент не могу припомнить, когда мы познакомились. Тем не менее чувствую, что мы старые приятели. А для меня таковые всегда желанны в моем доме, который носит название „Приют странника“. По вашему
— Похоже, ее палец застопорился на букве Е, — сказал Йохансен. — Зачем она напечатала фамилию Элли?
Дэн вспомнил рассказы Элли.
— Она была в смятении. Возможно, думала о дочери. Романи погибла в автомобильной катастрофе много лет назад.
Некоторое время они молча смотрели на экран монитора.
— Вы сняли отпечатки? — спросил Дэн. Йохансен бросил на него недовольный взгляд, и он поднял руки вверх: — Иззините-извините, здесь командуете вы.
— Это верно. — Мягкостью интонации Йохансен прикрыл его желание поставить штатского на место.
Дэн понял, что его пребывание в особняке затянулось, и расправил плечи:
— Если я могу быть чем-то полезен, звоните.
— Обязательно, мистер Кэссиди. — Йохансен направился в коридор. — Сейчас мне очень хотелось бы побеседовать с мисс Дювен.
У Элли перед глазами стояла картина: Мисс Лотти. С маленькими ступнями, которыми бабушка всегда так гордилась, бесконечно трогательная, распростертая на ковре с раскинутыми руками. Милые серебристые волосы в крови… «Это неправда, неправда!» — воскликнуло все существо Элли. Застонав, она спрятала лицо в ладони.
— Элли, — Дэн стоял у опущенного окна машины, с тревогой глядя на девушку, — ты способна ответить на несколько вопросов? Это могло бы помочь расследованию.
— Ладно. — Голос у нее стал другим. Хриплым, незнакомым. Все теперь стало другим. Вся жизнь, которая никогда уже прежней не будет.
Она вылезла из машины.
Джиму Йохансену, пожилому мужчине в роговых очках, доброму и полному сочувствия к людям, много раз доводилось общаться с теми, чьи родственники или близкие погибли насильственной смертью, но привыкнуть к этому он не смог.
— Мисс Дювен, я приношу вам мои искренние соболезнования. Ваша бабушка была замечательной женщиной, настоящей леди. Таких больше не встретишь.
Она кивнула, глядя себе под ноги.
— Не могли бы вы, Элли, своими словами в точности описать все, что произошло с вами с того момента, как вы вошли в дом? — Йохансен выжидающе смотрел на нее, занеся над блокнотом шариковую ручку.
Она даже не задумалась. Каждый шаг отпечатался в ее памяти, каждый момент глубоко врезался в сердце. Рассказ занял несколько минут. В конце голос сошел почти на нет.
— Вам известен кто-нибудь, кто желал смерти Мисс Лотти? Или возможные причины убийства?
Дэн мгновенно сообразил, куда он клонит. Пока не поймают убийцу, Элли находится под подозрением.
— Нет.
— Спасибо.
Детектив пошел прочь. Грузная фигура в темном пиджаке, белоснежная рубашка. Элли проводила его взглядом. Ей хотелось добавить, что она ничего и никогда не забудет. Йохансен не оглянулся.
Дэн заметил, что у нее дрожат руки. Они будто жили самостоятельно, независимо от нее.
— Все в порядке, мы можем ехать. — Дэн накрыл ее руки своими. — Тебе надо в постель. Я вызову врача, он даст успокоительное.
Она отстранилась:
— Я не уйду.
— Но ты не можешь оставаться здесь, тебе нужно немного отдохнуть.
Ее лицо было пепельно-бледным, глаза потускнели, волосы потеряли блеск и висели прямыми медными прядями Он знал, она не уйдет отсюда, пока здесь еще остается бабушка.
Медэксперт надел на кисти и стопы Мисс Лотти пластиковые пакеты, закрепил их. Под его руководством тело убитой поместили в специальный контейнер с молнией, чтобы сохранить любые свидетельства насилия. Контейнер положили на носилки с колесами, покрыли белым покрывалом и спустили по лестнице в холл. Мисс Лотти навсегда покидала «Приют странника».
Яркий свет от сверкающих хрусталем чудесных венецианских светильников в холле освещал санитаров и задрапированные белым носилки, словно на сцене. Глаза у Элли были сухие, зрачки расширены и зафиксированы на белом покрывале. Она последовала за бесконечно дорогой бабушкой к белой машине. Дверцы с шумом захлопнулись, и санитары вернулись в дом.
В следующий раз они привезли Марию.
Потом собаку.
У Элли вдруг хлынули слезы. Она побежала к носилкам:
— Бруно… О, Бруно… — Она обняла его и сразу же отпустила. — Он твердый, как доска.
— Трупное окоченение, мэм, — объяснил санитар. — Через некоторое время оно пройдет, и пес станет таким, каким вы его знали.
Элли положила ладонь на Бруно. Она выбрала его из семи щенков. «Вот этого!» — категорически заявила бабушка. Боже, сколько лет прошло, сколько воспоминаний! Сколько счастья заключалось в несчастном, застывшем, покрытом шерстью теле.
Элли поцеловала пса в морду и прошептала:
— Я люблю тебя, Бруно, милый. — Санитары переглянулись.
— Мисс, вам бы принять успокоительное, — посоветовал один. — Это поможет перенести шок.
Элли упрямо мотнула головой. Она хочет остаться с Мисс Лотти и Марией. Они нуждаются в ней. Они должны почувствовать ее любовь и отчаяние. Бодрствуя, она пребывает с ними, а приняв снотворное, погрузится в небытие.
— Теперь я точно отвезу тебя домой. — Дэн решительно обнял ее, и она прислонилась к нему. Это было плечо, на которое можно опереться, грудь, на которой можно выплакаться. Это было сердце, переполненное дружбой и состраданием.
Она робко оглянулась на особняк, освещенный как для приема, словно ожидала услышать музыку, смех, голоса, и прошептала: