Рантье
Шрифт:
От этих вопросов на душе стало легче, горечь утраты исчезла. "Жизнь всё расставит на свои места, - мысленно уговаривал он себя, шагая к своему дому, и вдруг негромко спросил вслух: - Интересно, она замужем или нет?"
Перед воротами стояла машина.
– Так, уже приехали, - констатировал Буряков, усилием воли переключая себя с новой соседки на визит дочери. Он издали нажал на брелок, ворота поползли вверх. Пройдя мимо, он кивнул смутным силуэтам за стёклами и призывно махнул рукой.
– Боже мой!
– восклицала через несколько минут Эвелина, проходя по комнатам
– Папа, какой красивый дом!
Следом за Эвелиной тенью следовал её муж Алик, он молчал, но судя по выражению глаз, был весьма впечатлён. Лев Михайлович провёл гостей в гостиную и указал на накрытый к обеду стол.
– Прошу.
– Папа, но ты не показал бассейн.
– А я и не собирался, - неожиданно жёстко отрезал он и выжидательно уставился на гостей. Весь его вид говорил: дальнейших экскурсий по дому не предвидится.
Эвелина надулась и беспомощно оглянулась на мужа, тот чуть дёрнул головой и, подхватив супругу под локоток, элегантно повёл к столу. Усадив её, он встал рядом, показывая, что ожидает хозяина. Бурякову эта сцена понравилась, всё-таки общение с воспитанными людьми может само по себе приносить удовольствие.
Начался обед. Лев Михайлович спросил своих гостей, что они будут пить, но получил вежливый отказ. Он пожал плечами и пока Варвара, принарядившаяся по этому случаю, уставляла стол своими вкусностями, цедил из пузатого снифтера коньяк. На дежурные фразы Эвелины о погоде, дорогах и качестве блюд Лев Михайлович не реагировал, чем приводил дочку в замешательство. Её слова повисали в воздухе и бессильно осыпались вниз колкими крохотными ледышками, Бурякову даже казалось, что он слышит тихий звон, с которым они кололись. Почему так себя вёл, он не понимал, обзывал себя мысленно плохим отцом и хамоватым хозяином, но согнать с лица кислую мину не мог, обречённо решив, что ему "вожжа под хвост попала". Натянутую обстановку разрядила Варвара, появившись в очередной раз, она громко заахала и запричитала, что гостьюшки не едят ничего, не уж-то невкусно. Эвелина и Алик принялись горячо уверять дородную повариху, что всё очень вкусно, просто им надо форму держать... незаметно все расслабились, заулыбались. Даже Алик осмелился включиться в разговор и невпопад спросил Бурякова о его здоровье. Лев Михайлович чуть не ответил "не дождётесь", но взглянув в простодушные глаза зятя и на встревоженный взгляд дочери, пришёл к выводу, что в вопросе нет подвоха, поэтому искренне поблагодарил и спросил, как они с Эвелиной поживают.
– Папа, - перехватила дочь инициативу, - мы с Аликом долго размышляли над твоими словами.
– Она взглянула на мужа.
– Правда, Алик?
– Тот кивнул.
– Вот! И пришли к выводу, что ты прав.
– Хм, - Буряков промокнул рот салфеткой, - а вот здесь, поподробнее, пожалуйста.
– Пап, только прошу, чтобы только между нами.
– Обещаю, - кивнул Буряков.
– Спасибо. Начну с главного: мы с Аликом сейчас в отличной спортивной форме и имеем международный рейтинг, но мы хотим ребёнка.
– Похвально, вот и делайте его поскорее.
– Папа!
– покраснела вдруг дочь.
– Веля, нечего краснеть, словно девочка, мы здесь люди взрослые....
В комнату зашла Варвара с подносом десертов и чайных чашек.
– Лев
– Спасибо, Варвара, - кивнул Буряков, - ты уж иди, отдохни, мы тут сами дальше почаёвничаем.
Он жестом остановил вскочившую дочь.
– Веля, сиди, я сам.
Буряков налил в чашки чай, подставил поближе тарелки с десертами, себе плеснул ещё глоток коньяка и сел на место.
– Что ж, продолжаем разговор. Итак, дорогие детки, вы решили рожать, я горячо "за" и обещаю материальную поддержку. Что ещё вы хотели бы от меня услышать?
– Понимаешь, папа, - дочь переглянулась с мужем, - я хочу рожать за границей.
– Рожай, - пожал плечами Буряков, - оплачу.
– Лев Михайлович, - заговорил вдруг Алик, - у вас замечательный дом, но вы никогда не задумывались, что в России климат не комфортный? Не хотелось вам пожить в теплых краях, на берегу моря?
– Пожить, Алик, я могу в любой момент, а жить не хочу.
– Но папа, почему же?! Мы часто бываем в разных странах Европы. Она такая милая, уютная, люди приветливые.
– И еда вкусная, даже если некалорийная, - вставил Алик.
– Да, и это тоже, - кивнула Эвелина, - но главное, там спокойно и предсказуемо....
– Чего?
– удивлённо поднял бровь Буряков.
– Вы что, новости не смотрите?
– Новости?
– дочь и зять переглянулись.
– Смотрим, конечно....
– Не врите, - ухмыльнулся Лев Михайлович.
– Вы за своими танцами света белого не замечаете. Европа была уютной, пока в неё беженцы не хлынули, теперь они её всю изгадят и живого места не оставят.
– Лев Михайлович, - вежливо кашлянул зять, - мы про мигрантов смотрели репортажи, но живьём их пока не видели.
– Ладно!
– махнул рукой Буряков.
– Не хватало нам ещё про политику беседовать. Нравиться вам Европа, так и езжайте. Что касается моего совета, за которым вы приехали, то скажу так: уедете, пожалеете. Родина не квартира в лучшем районе, обмену не подлежит.
– Но мы не против Родины! Папа, мы хотели тебя с собой пригласить.
– Чего?! И куда именно?
– Мы в Испании такой домик с участком присмотрели....
– До моря меньше километра.
– Это где же?
– Недалеко от Аликанте.
– Аликанте? Знаю, бывал, - Буряков глотнул коньяк и пристально посмотрел на притихших гостей.
– Район неплохой, может быть в гости когда-нибудь и заеду. Веля, вы как, аванс уже внесли?
– Нет, папа, - дочь замешкалась, подбирая слова, - аванс мы не вносили, мы хотели у тебя денег занять.
Буряков удручённо покачал головой.
– Значит, ногами больших капиталов не нажили?
– Папа, ты напрасно так говоришь, мы собираемся в Аликанте танцевальную школу открыть.
– Лев Михайлович, это очень прибыльно.
– Не сомневаюсь!
– Буряков удручённо покачал головой.
– Только для раскрутки такой школы немалые деньги нужны, а у вас в голове и дом, и ребёнок, и школа.
Он щедро плеснул себе коньяка, сделал большой глоток и на несколько секунд застыл, прислушиваясь к своим ощущениям, потом перевёл тяжёлый взгляд на своих гостей.
– Вот что, дети мои, в долг денег не дам, вам отдавать нечем.
– Пап, тогда поехали в Испанию вместе?
– в голосе Эвелины послышались нотки отчаянья.