Рапсодия - Дитя Крови (Симфония веков - 1)
Шрифт:
Тсолтан, дрожа от напряжения и радости, наблюдал, как они собираются под взором глаза на обелиске. Они, трепеща, висели в воздухе, поглощая все больше и больше энергии, которой делился с ними их создатель, и становились все сильнее и сильнее, по мере того как его могущество убывало.
Теперь под их пустыми капюшонами изредка что-то поблескивало. Возможно, лунный луч отражался от сгустка тумана - но, скорее всего, то были отражения хрусталика огромного глаза, который они сейчас формировали. Только что они находились в мире живых людей, а в следующий момент переместились в мир духов. Переносясь
Тсолтан вцепился в алтарь. Его сила убывала, как ущербная луна в далеком небе. Скоро Тысяча Глаз устремятся вперед, неустанно обыскивая пространство, - и так будет продолжаться до тех пор, пока они не найдут свою жертву. И тогда ее участь будет ужасной.
Демон-жрец задрожал, когда на него накатила волна слабости. Шинги унесут с собой почти всю его жизненную силу, он серьезно рискует. Колени его подломились - сперва одно, потом второе. Хотелось бы знать, оценит ли Брат его жертву. Тсолтан упал, и его голова стукнулась об обсидиановый пол. Он рассек себе лоб, и на камень пролилась кровь - знак, вполне соответствующий моменту.
– Брат...
– прошептал он немеющими губами.
– Найдите его...
Тсолтан, Верховный жрец, человек и симбионт демона-духа, перекатился на спину и уставился в темноту. Высоко над ним Шинги развернулись по ветру и унеслись прочь, подгоняемые немигающим взглядом одинокого ока.
5
В ТЕХ РЕДКИХ СЛУЧАЯХ, когда Акмед считал, что они могут развести костер, Рапсодия старалась спать как можно ближе к огню. Несмотря на обжигающий жар лета - даже ночи оставались теплыми, - дым и негромкое потрескивание действовали на нее успокаивающе. Они напоминали о доме, где она уже так долго не была.
Возле огня изменялись голоса ее снов. Они больше не повторяли глумливых речей Майкла и его приспешников, а возвращали девушку в далекое прошлое, к тем счастливым дням и ночам, что она провела возле родного очага. Теперь, когда Рапсодия постоянно находилась на свежем воздухе, ее сон стал крепким, а воспоминания о прошлом приносили в ее душу радость и спокойствие, а не страх...
...
– Мама, расскажи мне о великом лесе.
– Сначала залезай в лохань. Вот, возьми меня за руку. Мыльные пузыри блестели в свете очага, превращались в разноцветные шарики, взмывали к потолку, а потом вдруг исчезали. От воды поднимались волны тепла, смешиваясь с жаром очага. А мать улыбалась.
– Что ты положила в воду сегодня?
– Сиди спокойно. Я положила лаванду, вербену лимонную, плоды шиповника, снежный папоротник...
– Снежный папоротник? Мы же его ЕДИМ!
– Совершенно верно. Я ведь вовсе не купаю тебя, на самом деле я варю суп.
– Мама, перестань меня дразнить. Пожалуйста, расскажи мне про лес! Лирины, которые там живут, похожи на нас?
Мать опустилась на корточки рядом с металлической лоханью, держась руками за край. На ее лице появилось безмятежное выражение, и глаза затуманились от воспоминаний - так бывало всегда, когда она задумывалась о прошлом.
– В некоторых отношениях - да. Они выглядят так же, как
– В каком смысле?
– Больше соответствуют лесу, где они строят свои дома. Наши открытому небу и полям, где селится наш народ, лирингласы.
– Мать легко дернула за ленту, и золотые волосы Рапсодии рассыпались по плечам. Например, если бы ты жила в лесу, то твои красивые золотые волосы, которые так любит отец, скорее всего были бы каштановыми или красновато-коричневыми. А вот зеленые глаза остались бы прежними. Природа наградила бы тебя более темной кожей - так легче сливаться с листвой, ходить по лесу, чтобы никто тебе не замечал.
На голову Рапсодии обрушился водопад теплой воды, и она принялась отфыркиваться.
– Мама!
– Извини! Я не ожидала, что ты так резко повернешься. Посиди хотя бы немного спокойно.
– А у лесных лиринов есть маленькие девочки?
– Конечно. И маленькие мальчики. И женщины, и мужчины, и дома, и города. Просто они не такие, как те, в которых живем мы.
– А я их когда-нибудь увижу? Для меня наступит Год Цветения, и я пойду в лес, как ты когда-то?
Материнская ладонь ласково погладила щеку Рапсодии, а грусть в глазах стала еще заметней.
– Посмотрим. Мы живем среди людей, дитя мое; здесь наш дом. Твой отец может не захотеть, чтобы ты следовала обычаям моей семьи, в особенности если для этого тебе придется надолго нас покинуть. И кто станет винить его за это? Что мы будем делать без нашей девочки?
– Но среди лиринов мне не будет грозить опасность, правда, мама? Они не станут ненавидеть меня за то, что я наполовину человек?
Мать отвернулась.
– Никто не будет тебя ненавидеть. Никто.
– Она развернула большое мягкое полотенце.
– Вставай, малышка, вылезай наружу, только не упади.
Волна холодного воздуха, ощущение мягкой ткани на влажной коже. А потом теплая ночная рубашка и материнские руки...
– Садись ко мне на колени. Я расчешу тебе волосы.
– Расскажи о лесе, пожалуйста. Глубокий, почти музыкальный вздох.
– Он огромен - больше, чем ты можешь себе представить, - и полон запахов и звуков жизни. Ты никогда не видела столько разных цветов, даже во сне. Его песня звучит в каждом существе, которое там живет. Люди называют его Зачарованным Лесом, потому что многие растения и существа, которые его населяют, им незнакомы, но лирины знают его истинное имя: Илессан, священное место. Если ты когда-нибудь заблудишься, лес примет тебя, потому что в тебе есть кровь лиринов.
Потрескивание огня. Мерцающие отблески в золотых волосах...
– Расскажи мне о реке Виндершин, озере Сердечного Желания и Серой Скале. И о Дереве... мама, расскажи мне о Сагии.
– Ты знаешь эти истории лучше, чем я.
– Ну пожалуйста.
Ласковая ладонь погладила волосы.
– Ладно, я расскажу тебе о Сагии, а потом придет время молитвы. Великое Дерево растет в самом сердце леса Илессан, в северной его части. Оно такое высокое, что разглядеть его нижние ветви почти невозможно. А вершину видят лишь птицы, потому что она касается неба. Утверждают, что оно растет в том месте, где берет начало само