Рапсодия: Дитя крови

Хэйдон Элизабет

Рапсодия шлепнула его по руке салфеткой. Они обнаружили эти салфетки, а также искусно вышитые скатерти в медном сундуке среди прочих сокровищ хранилища.

— Не ври, вовсе я не верещала… Мы выяснили, что если переплести паутину с шерстью или хлопком, получается эластичная крепкая нить, из которой можно делать самые разные вещи, а веревки получаются на удивление прочными и легкими.

Она достала из кармана небольшой клубок и бросила его Акмеду. Тот сильно натянул

нить, а потом взвесил клубок на ладони.

— Прекрасно, — сказал он.

— Я рада, что тебе нравится. К тому же благодаря особому блеску она довольно красива. Все, мой доклад подошел к концу. А ключ открыл хранилище, которое вы нашли?

Акмед осушил свою кружку и спокойно ответил: — Нет.

— Жаль. Ну, в любом случае твои усилия не пропали даром: Грунтор получит возможность безнаказанно рыться в моем нижнем белье.

— Именно. Ладно, уже поздно, — сказал Акмед и, поставив кружку на стол, искоса посмотрел на Джо.

— Я намеки прекрасно понимаю, — заявила та, поднимаясь. — Спокойной ночи! — И она удалилась.

— Что ты задумал? — глядя ей вслед, спросила Рапсодия.

— Она устала, — ответил Акмед.

Подойдя к гобелену, он засунул за него руку и вытащил маленькую, украшенную резьбой шкатулку и тяжелый манускрипт, завернутый в кожу и бархат.

Рапсодия поморщилась:

— В жизни бы не поверила, что ты станешь там хранить что-нибудь ценное. Я еще не забыла, что ты сказал про гобелены.

Акмед вернулся к столу.

— И это говорит женщина, спрятавшая ключ от сокровищницы Гвиллиама в ночном горшке! Мне ужасно понравилась твоя идея, и я решил ею воспользоваться.

Рапсодия открыла рот, чтобы возмутиться, но тут же его закрыла:

— Ключ от сокровищницы? Ты же сказал, что он не подошел!

— Не хотел обсуждать такие вещи при Джо.

— Она все поняла, — грустно сказала Рапсодия. — Мне ужасно обидно, что ты ей не доверяешь. Почему она тебе не нравится?

— Джо мне нравится, — возразил король фирболгов. — И я ей действительно не доверяю. Ничего личного. В этом мире я доверяю только двоим людям.

— А разве «нравится» и «доверяю» — не одно и то же?

— Нет. — Акмед положил книгу на стол. — Мы можем обсудить это чуть позже. Мне казалось, тебе будет интересно взглянуть на мою находку.

Он открыл древнюю книгу и придвинул ее к Рапсодии.

— А что это? — спросила она, разглядывая потускневшие строчки на потрескавшихся, высохших страницах.

— Один из самых ценных манускриптов Гвиллиама. Он считал книгу почти священной, — слегка улыбнувшись, ответил Акмед. — Видела бы ты вторую библиотеку в тайном

подземном хранилище! Я нашел там планы будущего строительства и кое-что из того, чего мы еще не видели. Книги, привезенные из Серендаира, — история всего народа. Ты держишь в руках семейный журнал, в котором содержатся записи о рождениях и смертях членов королевской семьи. Здесь вся их генеалогия. Написано на том же языке, что и тот договор.

Рапсодия принялась разглядывать тонкую страницу:

— Это настоящий древнесереннский язык.

— Ты сможешь разобраться в том, что здесь написано? Рапсодия начала медленно переворачивать страницы, чувствуя, как они едва ли не рассыпаются у нее в руках. Вскоре она нашла линию королевской семьи, о которой знала. Триниан — в те времена, когда трое друзей покинули Серендаир, он был кронпринцем — жил на четыре поколения раньше Гвиллиама. Рапсодия сообщила о своем открытии Акмеду, а затем снова перевернула страницу, исписанную потускневшими чернилами.

Неожиданно она побледнела. Акмед сразу же заметил, как заволновалось пламя — оно почувствовало тревогу Рапсодии.

— Что такое?

— Посмотри, как заканчивается запись, — сказала она, показывая на последние строчки. — У Гвиллиама и Энвин родилось два сына. Старшего, наследника трона, звали Эдвин Гриффит.

— А младшего?

Рапсодия посмотрела на Акмеда. В свете пылающего пламени ее изумрудные глаза показались ему огромными.

— Ллаурон.

— Знаешь, разные люди могут носить одно и то же имя, — сказал наконец Акмед.

Рапсодия, глядя в огонь, допила свое вино.

— Какова вероятность того, что оба сына сумели пережить в страшной войне своего отца, который считался бессмертным? — добавил король фирболгов.

— Всякое бывает, — мрачно проговорила Рапсодия. — Впрочем, я уверена, это тот самый Ллаурон.

— Почему?

— Ну, разные мелочи… например, у него в домашнем саду есть необычное приспособление, которое зимой заменяет летний дождь. Он сказал, что его построил отец в подарок матери.

— Ну, это противоречит твоей теории — Гвиллиам ненавидел Энвин.

Рапсодия снова открыла книгу:

— Не всегда. И прекрати меня дразнить. Я же знаю, что ты со мной согласен.

— Согласен. В Илорке имеется масса подтверждений того, что Гвиллиам был изобретателем и романтиком.

— А Ллаурон мечтает об объединении намерьенов. Он сказал, что только таким путем можно добиться мира, но теперь я начинаю сомневаться… Возможно, он попросту стремится к власти.