Рапсодия гнева
Шрифт:
Приехал он вовремя – в квартире Японца царил творческий кризис.
Сосчитав под столом пустые пивные бутылки, а на видике кассеты с аниме, Саша принялся за реанимационные мероприятия. Для начала он беззастенчиво стал пожирать съестные припасы, оставленные уехавшими на дачу родителями, при этом он от души обругал все написанное Японцем, причем так, как умел только он – небо показалось с овчинку. Мозги подопечного встряхнулись и стали на место, настроение ухудшилось до нулевой отметки, что и требовалось, потому что когда хуже некуда, двигаться можно только к лучшему. После этого в Японце взыграла гордость – неотъемлемое качество ответственных и сильных людей, а следом за ней показалось и честолюбие, захотелось доказать,
Правда, Джек уверял Сашу, что тот только зря тратит время, мол, случай совершенно неизлечимый, многие пробовали – ничего не вышло. Но остановить бывшего снайпера было ничуть не легче, чем летящую с Останкинской телебашни наковальню. Он продолжал гнуть свое.
Следующим летом он поверг приехавшего Японца в легкий шок – поселил его одного на Лагерной. Мало того, он соврал, что ему нужно срочно уехать на четыре дня. Это оказалось смелым экспериментом… Слишком смелым, надо признаться.
Однако через четыре дня подопечный был еще жив. Конечно, он исхудал, осунулся, глаза горели горячечным блеском, лицо и руки в ссадинах – заблудился в лесопарке, пытаясь выйти к продуктовому магазину, свалился с обрыва, разорвал рубашку, измазал штаны и даже потерял одну из контактных линз. Под его подушкой, на измятом ночными страхами диване, Фролов без всякого удивления обнаружил ржавый топор, видать для самообороны, а на столе обрезок не менее ржавой водопроводной трубы, скорее всего для гарантии. Куцего перочинного ножика нигде видно не было, в данной сверхтяжелой обстановке он уже всерьез не воспринимался. И то хорошо.
Самое главное, что Японец был дома, а не в морге, не в больнице, не в милиции и не в психлечебнице. У Саши отлегло от сердца. Эксперимент был условно признан успешным.
На следующий день подопечный отошел от шока, стал выговаривать членораздельные фразы и даже изредка улыбаться. Он понял, что может жить совершенно один. Автономно. Теперь его без всякого страха можно было оставлять на два дня. Прогресс был налицо, но Джек все равно лишь посмеивался, не верил в успех предприятия. Он приехал из Москвы через неделю, составив Японцу компанию в домике, а тот уже вовсю чувствовал себя хозяином, закупал на двоих продукты и не только смело варил пельмени на жутковатом стареньком примусе, но дважды отважился приготовить мясо, которое все поели без явного отвращения. Потом, сжалившись, Фролов разрешил Джеку купить на Лагерную электроплитку и чайник.
Дни текли неспешной чередой, и подопечный все уверенней начинал чувствовать себя мужчиной, хозяином положения. У него появилась ответственность. Ему все больше нравились реальные экстремальные ситуации, вносившие в жизнь неповторимый аромат, он перестал их выдумывать, перестал существовать в постоянном накрученном страхе. Процесс пошел.
Реального экстрема прибавить не мешало… В то время Фролов подрабатывал охранником на складе стройматериалов, склад был далеко от города и в четырех километрах от человеческого жилья. В степи. Сославшись на подкосивший его грипп, Саша попросил Японца подменить его на дежурстве. Тот снова впал в шок, но согласился – деваться было некуда, не гнать же на пост больного друга!
Службу Фролов решил проверить ночью, ожидая увидеть запертую на засов дверь и пожелтевшее от страха лицо, спрятавшееся под одеялом. Каково же было удивление, когда из темноты его окрикнул бодрый голос подопечного, – мол, стой кто идет! – а из-за железобетонной плиты в живот уставился ствол знакомого пневматического карабина. Сашиного карабина, который был торжественно вручен Японцу перед дежурством.
Вот это был номер! После этого Фролов не побоялся бы поручить другу и что-то действительно серьезное – не подведет.
Каждому герою – своя награда.
– Будем учиться стрелять… – заявил ему как-то утром Саша.
– Из этой пукалки? – пренебрежительно глянул подопечный на стоявший у стола пневматический карабин.
Фролов улыбнулся. Значит, уже пукалка? Отлично… Ребенок избавляется от детских фантазий. Он молча взял из тумбочки связку ключей и поманил Японца за собой. В сарае Саша раскидал сложенные у стены дрова, зажег керосиновую лампу и стал ковыряться ключами в скважине замурованной дверцы.
– Поди сюда… – тихо позвал он.
Японец присел на корточки – и обмер, глянув через плечо друга. В нише, настороженно опершись на массивную сошку, словно ждущая хозяина собака, лежал Хитрый Обманщик.
Вариация тринадцатая
ЛЕТО ЗА ГОД ДО УБИЙСТВА АЛЕКСА БЕРТРАНА.
ОБУЧЕНИЕ СТРЕЛЬБЕ
На самом деле мало кто знает, что в обучении стрельбе патроны не нужны вовсе – только мешают. Грохот выстрела и отдача начисто скрадывают ощущения самого выстрела, самое важное, что в выстреле есть. Правильный взгляд, дыхание, плавное нажатие на спуск. Больше в выстреле нет ничего, как ни тужься. Острый взгляд нужен был лучникам, стреляющим без прицела, а верная рука киношным ковбоям, для которых скорость выхватывания оружия решала все, потому что огневые контакты велись на дистанциях около двадцати шагов.
Выстрел с патроном не дает возможности отработать, отточить, отшлифовать то, что действительно делает выстрел снайперским. Поэтому, решив научить Японца стрелять, Фролов почти месяц каникул работал с ним без патрона.
Первое и самое легкое – привыкнуть к оружию, научиться чувствовать его, стать с ним одним целым, единой системой, которую стрелки и инструкторы называют системой «стрелок-оружие». Тут важно все, начиная от положения тела в пространстве и относительно оружия, заканчивая правильным хватом винтовочного ложа и верным упором приклада в плечо. Благо, что КСК «Рысь» имеет огромное количество ортопедических регулировок, позволяющих адаптировать тело к оружию. Но поначалу работали не только без патрона, но и без оружия – Саша учил подопечного лежать, стоять, изготавливаться с колена, быстро менять одно положение на другое. Для этого использовался тот же самый стандартный покупной пневматический карабин ИЖ-МР-512 – не оружие, но и не макет из доски, скорее намек на оружие.
Кода Японец перестал лежать враскорячку и горбиться при изготовке с колена, когда его перестало раскачивать ласковым майским ветерком, когда глаза перестали слезиться от напряжения, а мышцы ныть от жуткой неестественности позы, он взроптал о том, что ему все это надоело к чертям. Фролову надоело не меньше, но в целях чисто воспитательных он промариновал «новобранца» еще три дня, использовав установившиеся, как по заказу, самые жаркие дни лета.
– Замри как камень! – с горящими глазами декламировал Саша. – Как скала, как черная тень в углу ночной подворотни, как привинченный к полу сейф. Врасти в землю, пусти корни, почувствуй себя тяжелее, чем ты есть на самом деле. Вколоти в себя, что изготовка к стрельбе куда более естественна, чем поза, в которой ты сидишь на толчке. Но сидишь ведь, с унитаза не падаешь!
Японец внимал.
Дышать и держать взгляд оказалось и просто и сложно одновременно. Ну что может быть легче, чем хорошо продышаться, потом перед самым выстрелом набрать полную грудь воздуха и, выпустив ровно половину, замереть и начать движение пальца на спуске? Запросто… Но куда сложнее оказалось сделать это в нужном положении, как уже научился, да еще держать при этом мушку на конкретном участке цели. Сложность каждого действия казалась ничтожной по сравнению с необходимостью производить их в синхронной согласованности одно с другим.