Раса
Шрифт:
На подросших жеребцах выезжаем на улицу. Когда-то давно их поймал в степи, долго выхаживал, затем дрессировал и вот результат, мы в сёдлах. Как удобно. Можно сказать, началась новая жизнь. Своего жеребца назвал Шпорой. Много с ним было мороки. Нрав дикий, ни кого не признаёт, лягается, кусается. Настоящий зверь. Видел даже как он жрал сырое мясо. Видно прирождённый вожак. Совсем недавно решил его объездить. Это было что-то! Ощущение, словно обуздал дикого быка и хотя мы вроде друзья, он чуть не разорвал мне ногу, пытался скинуть, ржал как взлетающий реактивный лайнер. Но я, все же, сильнее. Он понял после двухчасовой сумасшедшей скачки. Остановился. Весь в пене, потом забрызгал одежду, даже седло
Пахнет зеленью, дымом и свежестью с озера. Народ идёт с работы домой. Много знакомых лиц, на этой улице в основном мои родственники, друзья, знакомые. Но проехав не более ста шагов, картина меняется. Всё чаще вижу незнакомцев и даже ощущаю, некоторые меня не знают. Это не мудрено, наш город разросся до тридцати тысяч. Почти каждый день кто-то да приходит. Очень часто люди идут к нам под защиту. Вилен Жданович совсем распоясался. Наводит ужас на многочисленные поселения, разбросанные вдоль береговой полосы. Но есть те, кто устал от ежесекундной борьбы за существование. Покидают посёлки — крепости в лесах и примыкают к нам. В основном это сильные, мужественные люди. Они рассказывают невероятные истории стычек с лесными людьми, с первобытным зверьём. Говорят, продолжали бы дальше жить так, приспособились. Но недавно в лесах стало появляться такое, что трудно описать. Спасу от них нет. При встрече спастись трудно, хватают людей и утаскивают в свои подземелья. Эти существа настоящие монстры. Отдалённо напоминают людей, но безобразны как прокажённые на последних стадиях. Передвигаются как жабы. Когти — позавидует
Фредди Крюгер. Кровь ядовитая, дыхание обжигает лёгкие. Меня это волнует, догадываюсь, откуда ветер дует. До сих пор помню ночь в лесу у разлома.
Минуем казармы, затем выезжаем к торговым домам. Множество магазинчиков, забегаловки, чтоб поесть на скорую руку, трактирчики в которых есть всё кроме спиртного. На него запрет, вплоть до отрубания пальцев. Везде чистота и порядок, непременное моё условие.
На подходе к рынку краем глаза цепляю команду из малышни. В главе команды гоп, Светочка, рядом не по годам повзрослевший Игорь в волчьей шкуре. За ними, боясь отстать, чешет мелюзга, от семи до десяти лет. Видя такой беспредел, торможу Светлану Аскольдовну.
— Ну, дорогая, колись. Куда детвору ведёшь?
У девочки глазки забегали. Что бы выдумать? Игорь насупился, искоса поглядывает на малолетнюю бандершу.
— На озеро купаться. Мне папа разрешает, — выпалила она.
— Допустим тебе можно, хотя я не уверен. А причём твои друзья? У них свои родители есть.
— Мне тоже можно, — сверкает белоснежными клыками Игорь.
— Мне некогда разбираться. Всем по домам, — с трудом хмурюсь я.
— Тётя Лада! — пискнула Светочка.
— Ну, ребятки, — разводит она руками, — здесь мои уполномочия не действуют. Выполняйте, что вам дядя Никита сказал, — произнесла она строго, но в глазах искрится веселье.
Дело в том, что озеро не мелкое. Пару шагов и… пропасти. Но хуже всего, в омутах обитают огромные сомы, до четырёх метров. Бывало, заглатывали даже людей. Поэтому купальни организовали в строго отведённых местах. Но мальчишки на пляжах купаться не любят. Вечно с ними проблемы.
Светочка надувает губки, на щёчках обозначаются упрямые складочки. Она
— По домам! — тоном, не терпящим возражений, командует она. Малыши разбрелись кто куда. Она осталась стоять с Игорем.
— А вы, почему стоите, как два тополя? — я сурово сдвигаю брови.
— Мы тоже уходим домой. Правда, Игорь? — Светочка щурит ясные глазки. Она, хитро улыбаясь, тащит мальчика, вроде бы к дому.
— Смотри, Светлана Аскольдовна, мы скоро приедем. Если вас не увижу, будете наказаны, — вдогонку кричу я. Но дети делают вид, что не слышат. Паршивцы!
— Мне кажется, у них есть план, — Лада внимательно смотрит на меня, — нас они глубоко имеют в виду. Как бы хлопот с ними не было. Яне и Семёну надо бы за ними приглядывать внимательнее. У них такой возраст, они самые умные, а все мы — старая плесень.
— Угу, особенно ты, — оглядывая жену со всех сторон, и не обнаружив ни каких изъянов, — соглашаюсь я.
— Иногда ты бываешь просто несносным, — возмущается Лада. Если серьёзно, возраст у них не простой. Не придержать, натворят бед.
— А мы тут причём? Аскольд ей всё разрешает. Яна считает, чем больше свободы, тем больше приспособится к жизни.
— Она сама ещё ребёнок, — вздёргивает тонкие брови Лада.
— Старушка ты моя тридцативосьмилетняя, — сокрушённо качаю головой.
— Она младше меня на пять лет, — вспыхивает Лада.
— Вот и я говорю, — и получаю сокрушительный удар острым кулачком между лопаток.
— Твоя взяла, — морщусь от чувствительного тычка и иду на мировую.
— Семён Игоря балует, — с возмущением продолжает она.
— Очень хорошо, "детей надо баловать и тогда из них вырастут настоящие разбойники", — усмехаюсь я. — А ты, что, Ярика иначе воспитываешь? Мальчик совсем домашний.
— Я не о том, — отмахивается она, — Игорь крепкий ребёнок, но излишне добрый. Сложно будет в жизни. Увидел зайца подранка, заплакал. Сейчас выхаживает. У него столько зверей дома. А Семён ему потакает. Клетки новые делает. Целую лечебницу организовали.
— Разве это плохо? — с недоумением смотрю на жену.
— Нет, конечно, но вдруг он останется один. Пропадёт! Он не сможет охотиться.
— Он не будет одинок. Он один из нас, — мрачнею я. Понимаю, куда клонит Лада. Люди рассказывают, к воротам Титанов часто приходит лесная женщина. Очень вероятно — мать Игоря. Лада боится, что она выкрадет его. — Кстати. Твоего отца безумно любят животные и он их. В то же время это не мешает ему быть прекрасным охотником. Помню, когда с тобой только познакомился, он часто ездил на охоту и никогда не приезжал пустым. Я тогда впервые попробовал настоящую дичь, оленину, кабанчика. А какие пирожки с зайчатиной делала твоя мать!
— Скоро у нас будет мука, мама напечёт столько пирожков, — мечтательно закатывает глаза Ладушка.
Мы проехали центральную улицу. Домов становится меньше. Скоро озеро. Я запретил селиться у воды ближе, чем за сто метров. Вообще, мне надоело свинство людей. Как только найдут чудесное место, моментально начинают загаживать. Подойдёшь к милой паре, вокруг разбросаны бутылки, пакеты, корки от арбузов и спросишь, зачем нагадили? Они округлят глаза и скажут — не мы. Итак, в ста процентах случаях. С содроганием помню, как в той жизни, чудные, милые твоему сердцу места, превращаются в свалки. Ну, почему так? Они пришли отдыхать. Всё изгадили. Уехали. И вновь пропрутся на это место. И вновь изгадят. Что случилось в человеке? Почему он превратился в хама? Полная безнаказанность. Безразличие. Наглость. Впрочем, есть такое слово: " после нас хоть потоп". Это есть — деградация. И это качество закрепляется в генах, так же, как склонность к насилию, безделью и прочим нелицеприятным качествам.