Расцвет и падение древних цивилизаций. Далекое прошлое человечества

Чайлд Вир Гордон

Теперь, преследуя добычу, охотникам приходилось уходить дальше и чаще заниматься первичной обработкой земли и выращиванием скота. Они, вероятно, преднамеренно соединяли охотничьи вылазки с перевозкой тех экзотических предметов, которые пользовались спросом в неолитических поселениях.

В Уилтшире и на острове Англси торговля топорами, сделанными в горах Северного Уэльса, сочеталась с обменом излишков продуктов на керамику. Этим товарообменом занимались потомки местного мезолитического населения и сообщества пришедших с запада сельскохозяйственных племен. Скорее всего, в результате подобных связей и появились профессиональные купцы, перешедшие от производства к занятиям торговлей.

Так что самодостаточность неолитических

сообществ, вероятнее всего, оказывалась скрытой, но не фактической, и редко, строго говоря, сохранявшейся на одном месте. В этот период времени установились более широкие и разносторонние взаимосвязи между различными группами, нежели среди палеолитических охотников и собирателей. Неолитическая революция в определенной степени способствовала накоплению и обмену опытом. [2]

Тем не менее контакты между внешним миром и неолитическими поселениями, находившимися в оазисах, окруженных пустыней или непроходимыми лесами, или в горных ущельях, зажатых ледниками и труднопроходимыми хребтами, имели преимущественно случайный характер. Большую часть времени люди занимались тем, что приспосабливали свое хозяйство, орудия труда и постройки к специфическому природному окружению и обеспечению изолированного существования. Последнее давало каждой группе людей особые возможности для открытий и изобретений (или, скорее, заставляло это делать). Поэтому в каждом таком сообществе развились собственные традиции, приспособленные к местным условиям жизни. И именно данные свойства выявляют археологические и этнографические наблюдения.

2

Термин «неолитическая революция» был введен в употребление Чайлдом в труде «Человек создает себя». (Примеч. пер.)

Следовательно, единой и всеобщей «неолитической культуры» не существовало, речь идет о бесконечном множестве локальных культур. Каждая из них отличалась разнообразием выращиваемых растений, типами разводимых животных, различным соотношением между земледелием и скотоводством, особенностями в размещении поселений, в плане и устройстве домов, форме и материале топоров и других орудий, форме и орнаментах гончарных изделий. Еще большие несоответствия отмечаются в погребальных обрядах, устройстве амулетов и стилях в искусстве.

Каждая культура отражала приблизительное приспособление к особенному окружению с более или менее соответствующей этому идеологией. Различия складывались из множества незначительных открытий или изобретений, вначале носивших исключительно местный, локальный характер и зависевших от геологических, климатических или ботанических особенностей среды обитания или исходивших из спорных, иногда необъяснимых индивидуальных особенностей людей.

Вот почему мы не можем говорить о «науке, изучающей неолит», а только о «науках, изучающих неолит». Первобытные сообщества располагали и успешно применяли богатый набор достигнутых опытным путем традиций, часто основывавшихся на более активном эксперименте, нежели у их предшественников. Они действительно включали новые открытия в таких областях, как гончарное дело, биохимия выпекания и брожения, сельскохозяйственная ботаника и тому подобные традиции, совершенно неизвестные в палеолите.

Каждым сообществом все эти традиции передавались и обогащались по-своему. Так, в частности, не существовало универсальных гончарных знаний, однако общая техника изготовления изделий из глины оказывалась схожей. Даже если подобные традиции казались вариациями на одну тему, передавшие их женщины вряд ли различали основную технологию и ее вариации.

Практическая техника была неразрывно связана с множеством плодотворных заговоров и ритуалов. Даже высокообразованные греки все же боялись демона, имевшего привычку ворочаться

в горшках на огне, так что прикрепляли к очагу устрашающую маску горгоны, чтобы напугать его и отогнать прочь.

Тем не менее связи, которые очевидно имели место между неолитическими сообществами, способствовали некоему обмену техническими идеями. В этом процессе сравнение может помочь нам отсеять несущественное. Последующая история науки во многом снимает смешение полезных идей, когда среди традиций и ритуалов различных довольно изолированных сообществ отбирались наиболее эффективные.

Несмотря на явно увеличившийся контроль человека над природой, магические ритуалы продолжали использоваться в повседневной жизни людей. Прямое доказательство сказанному находим в амулетах, изготавливавшихся в период неолита в Меримде (Египет) и распространенных по всему Средиземноморью. Например, встречаются просверленные миниатюрные топорики, предназначенные для ношения на шее. Возможно, люди того времени верили, что такая модель дарует ее носителю нечто вроде необычной власти, или ману (сверхъестественную силу), принимаемую носителем амулета.

Торвальд пишет, что и процесс изготовления орудий «в обществе, славящемся своим мастерством, обставлялся многочисленными ритуалами, запретами и оберегами». Они касались и выбора сырья, и самого процесса работы, и обязательного испытания готового орудия, в ходе которого происходило его символическое наделение чудесной силой.

Совершенно очевидно, что неолитические сообщества нуждались в идеологической поддержке не меньше, чем их предшественники. Прежде всего это касается погребальных ритуалов. В большинстве неолитических сообществ умерших хоронили в особых местах (или на постоянных кладбищах, или за пределами поселения), причем более торжественно, чем это делали палеолитические охотники. В их основе лежит представление о подобии мира живых и мира умерших.

В средиземноморском мире данная традиция выразилась в сооружении обширного подземного жилища для усопшего. В Западной и Северной Европе оно строилось в яме из огромных камней, а поверх него насыпали высокий курган, что придавало месту погребения еще большее общественное значение. Ингумационный погребальный обряд существовал далеко не у всех древних народов, поскольку представления о загробном мире могли существенно различаться. Например, у народов, живших на берегах больших рек или побережьях океанов, практиковалось отправление умершего в лодке вниз по реке.

Погребальный культ во многих районах рассматривался и как средство воздействия на будущий урожай, который вырастал из земли. В неолитических сообществах в Египте, Сирии, Иране, повсеместно в Средиземноморье и в Юго-Восточной Европе, иногда даже в Англии в могиле размещали женские фигурки, вылепленные из глины или высеченные из камня и кости. Подобные фигурки иногда рассматривались как образы «богини-матери» или «богини плодородия». Изображения женщины-богини известны и в исторических сообществах Месопотамии, Сирии и Греции, где они, очевидно, являются реликтами далекого прошлого.

Подразумевалось, что земля, представлявшаяся в виде груди или лона женщины, выпускает ростки. На нее, как и на женщину, оказывалось возможным воздействовать посредством жертвоприношений и подражательных ритуалов. Соответственно урожай воспринимался как результат оплодотворения земли дождем. Поэтому в ритуалах участвовал мужской партнер, представленный фаллосом из глины или камня. Подобные изображения известны в Анатолии, на Балканах, в Англии.

Соответственно универсальной частью обряда было церемониальное соединение полов, призванное «вызывать» плодородие природы. Со временем обряд утратил архаические оргиастические черты. На основании цикла мифов и культовых обрядов, распространенных среди древних народов Ближнего Востока и Средиземноморского бассейна, установлено, что церемониальная женитьба ограничивалась выбором избранной пары.